Старая ветошь - [21]

Любовь нечаянная, случайная, как озарение, вспышка сверхновой звезды. Или колеблющаяся пламенем свечи, греющая и манящая в такие разные, долгие, непростые годы. Она едина и для тех, кто молится и зовёт её, упрашивает – приди, осени крылом, хотя бы на краткий миг, даже пляшущей пылинкой в жёлтом тепле солнечного столба из окна, снизойди, прильни ко мне, порадуй и согрей, просто потому, что я – человек, и не отдавая себе отчёта, противореча, отметая логику, не думая о том, кто и за что более всего достоин этого великого блага Творца, ища её прихоти, желая, зазывая, не замечая времени и раз за разом выходя навстречу и надеясь, даже и тогда, когда уже и не на что надеяться. Пусть даже и недочеловек, немтырь бессловесный, мычащий от пустоты, а не от увечья физического, возможно, и узнает, и не скажет, что же его так толкает внутри, заставляя учащённо биться взволнованное сердце, сбивая нормальный ритм дыхания. Всякая тварь божья по-своему встретит и ощутит этот миг. И будет вновь ожидать, и тянуться к его свету, поворачиваясь всем естеством в ту сторону, откуда снизошло на него, на унылую обыденность и рутину обычных дней прикосновение, так мгновенно и до конца земного существования преобразившее его до неузнаваемости в другое, светлое, счастливое создание.

Оказывается, в нём это было, но лишь дремало до поры, пока неведомая, но ожидаемая трепетно сила, торопливая и звонкая, преображающая после этого всё, что видно глазу, таится в самой глубине, и весь мир вокруг, такой несовершенный, и цвет, и запах, и люди, всё такое милое в своей несуразности и светлое, открытое, и совсем не злое, потому что он видит их глазами этого нового человека, вдруг поселившегося в нём, и выходит навстречу подарить радость этого великого, преобразующего открытия.

От такого накала любви он думает о смерти без надрыва, с некоторой грустью.

В комнате слышен смех, музыка. Завтра очень рано они улетят на свой далёкий остров в самом дальнем углу Европы, а он уедет вечером совсем в другую сторону. И будут короткие звонки, эсэмэски, письма, и ожидание встречи будет согревать его и приносить спокойствие в минуты усталости и отвлекать от суматохи большого города и безумия быстротечной жизни.

О чём писать дочери? Назидать и надоедать наставлениями? У неё твёрдый характер, и она крайне нетерпима к таким «урокам». До резкости. Ей важнее советы мамы, женщины, потому что семейная жизнь её только начинается, впереди дети, дом, жизнь, плотно состоящая из атомов чужеземного быта, а мама искренне подскажет и поможет. И ему хорошо оттого, что у дочери с мамой добрые отношения замечательных, так тонко понимающих – подружек.

Вот только он опять – сбоку, «в командировке», чужой на этом празднике, одинокий на старости лет.

Так он думает, волнуясь и раздражаясь ненадолго, когда нет от дочери вестей на его «почту» в интернете, много раз на дню залезает туда, понимает, что скучает невероятно, иногда и не отдавая себе отчёта.

– Мужчины и женщины! Мы из частичек одной муки, воды, соли, яиц, дрожжей, одним словом – из одного и того же теста, только вот начинка у этих пирогов – разная!

Ночные страхи меркнут при белом дне, растворяются вместе с сахаром в чашке чая, и Алексей в хорошем настроении идёт на работу, смотрит на фотографии в большой рамке на столе и думает с улыбкой, вздрагивая внутри:

– Темнота порождает немоту, черноту мыслей, можно в ней заблудиться и испугаться оттого, что куда ни глянь – мрак!

* * *

Должно быть, под впечатлением от опытов отца с «домашними читками», Алексей любил уроки литературы, давалась она ему легко и без принуждения. Он готов был помочь написать сочинение, сделать «разбор по образа́м» любому из класса, радовался этой возможности и не понимал, как можно засыпать на уроке, когда перед тобой безмерный океан разнообразной, завораживающей литературы.

Много позже он помогал «подтягивать» соседских ребятишек, но однажды, заметив, что сестрички Таня и Аня откровенно зевают, оскорбился и прекратил эти занятия, вновь, в который уже раз обозвав себя «идеалистом».

Иногда Алексей думает, лёжа на диване:

– А что, если попробовать, как мой отец? Может быть, мне передался его талант?

Ведь можно достать его архив, написать роман, закрутить лихой сюжет с неожиданным концом, или просто и последовательно, но интересно «отобразить», как продвигалась к финалу тяжба, наказаны плохие, а хорошие радуются маленькой победе, самоутверждаются и становятся заразительно добрее. Возможно, кого-то это сделает лучше… или заставит задуматься. Хотя бы на короткое время?

Он обдумывает события своей жизни. Находит в ней какое-нибудь едва приметное «пятнышко», но ему оно кажется незначительным для всеобщего «озвучения», публикации. Он припоминает, что расстраивался, понимая, что это особый дар – увидеть в малом, «в капле воды – инфузорию «туфельку»». Потом захватывающе описать не посвящённым её реснички, тельце, движения. Сделать ёмкое обобщение, может быть, даже изобрести термин, чтобы он вмещал в себя свойства совсем другого слова, внешне не относящийся к этому «месту», но приводящий в восторг будущих читателей точностью метафоры или прилагательного.