Старая театральная Москва - [6]
Смотритель (глядя на дорогу): Ну и гон, прости господи! И куда это только их гонит? (Уходит).
Вложив в эти слова столько комизма, сколько в них нет, я разгримировываюсь и сижу за кассой.
Раздаю оставшиеся семьдесят пять рублей парикмахеру, рабочим, оркестру, бутафорам.
В то время, когда «там» вызывают, выходят, кланяются, кричат:
– Занавес! Давай занавес! Не слышите, черти? Аплодируют! Она входит последнею.
– Фу, устала! Ну что, все или подождать?
– Все!
– Давайте!
Я выдаю ей последние десять рублей, она расписывается.
– Едем!
Я смотрю на нее с недоумением:
– Поедемте! Мы выходим.
– Ты хоть распорядился извозчика-то позвать? Она перешла на «ты».
Я смущен.
– Н-нет… я н-не…
– Ах ты, господи! Ну, что ж мы? Пешком, что ли, пойдем? Я бегу на угол:
– Извозчик! Извозч-и-ик!
– Садись! Ах, господи, да садись же! Экий нескладный! Ты сказал ему, куда ехать?
– Н-нет… Я н-не знал… А вы где живете?
– С ума сошел? Ко мне нельзя!.. Ну, что ж мы? Так стоять, что ли, будем? Ты куда меня везешь?
– Я… я… я н-не знаю… Я думал, вас до дому надо п-п-проводить…
– Фу-ты, черт! Хоть бы раньше предупредил! Я бы себе пожрать чего приготовила! Извозчик!
Она тычет его в спину.
– Поезжай сначала на Тверскую. Ты знаешь, около Страстного, против Корпуса, лавочка, где торгуют всю ночь?
И мы ныряем по тогдашним московским ухабам.
Я – смущенный.
Она – уткнувши нос в муфту.
– Да, выскажите…
Она снова переходит на «вы».
– Вы – настоящий распорядитель?
– Я? Настоящий!
– Вы, может быть, так… Есть какой-нибудь другой распорядитель? Настоящий? Он рассердится, что я с ним не поехала. Вы говорите правду? Это ведь дело!
– Ей-Богу, честное слово, другого распорядителя нет. А что?
– Ничего. Первого такого распорядителя вижу. Мы снова молчим.
– Вы часто бываете распорядителем?
– Нет. Я – комик. Я играю. Это я только так… Согласился… В виде исключения…
– А!
И столько презрения в этом: «А!»
И в лавке, пока ей завертывают сосиски и мещерский сыр, она смотрит на меня.
Свысока. Улыбается уголками губ.
– Тоже… распорядитель!..
Я не знал, за что она сердится.
За то, что осталась без хорошего, – во всяком случае, – теплого, ужина в ресторане? За то, что на свои деньги должна покупать себе сосиски?
Но я чувствовал, что под зеленым лугом, по которому я иду, болото и трясина. Что сквозь траву проступает вода, и мои ноги проваливаются.
Как много обязанностей за десять рублей!
В старой Москве все было дешево: говядина, театр и человек.
В Секретаревке, этом «театре детских игр», разыгралась трагедия, лет тридцать пять тому назад взволновавшая всю Москву.
– Дело нотариуса Н.
Шел любительский спектакль.
В нем, в первый раз в жизни, играла на сцене молодая девушка, конторщица в маленьком журнальчике «Светоч».
К спектаклю имел какое-то отношение нотариус Н., известный в тогдашней Москве, как:
– Большой ходок по дамской части.
Молодая девушка имела большой успех. Ее много вызывали. И нотариус предложил:
– Необходимо вспрыснуть первый артистический успех! Решили ехать ужинать вчетвером.
Девушка, нотариус, комическая старуха и молодой человек – любитель.
Нотариус повез дебютанта на своей лошади.
Старуха и любитель поехали на извозчике.
Нотариус привез молодую девушку в известную в Москве гостиницу:
– Но с другого подъезда.
В «кабинете» был уже накрыт ужин на четверых.
– Они сейчас приедут. Ведь мы на своей. Но старуха с любителем не ехали. Девушка начала беспокоиться.
Она открыла дверь в соседнюю комнату. Там была… кровать.
– Куда вы меня привезли?
Нотариус запер номер и ключ положил в карман.
Произошла гнусная сцена.
На следующий день молодая девушка кинулась к комической старухе:
– Что вы со мной сделали? Старуха и любитель руками замахали:
– Мы-то при чем? Это все он! Мы приехали, да нас не пустили!
– Я этого так не оставлю. Я подам заявление прокурору. Сообщники перепугались.
– Милая! Что вам за охота поднимать такой скандал! Пачкать в грязи свое имя! Подумайте! Ведь у вас есть отец. Старик! Это его убьет. Дайте мы с Н. переговорим.
– О чем же говорить? Жениться на мне он не может, – он женат…
– Дайте переговорим.
Переговорили.
– Милая! Прошлого не воротишь. Поднимать такую грязь, – пожалейте старика-отца. А вы вот что, вы напишите ему письмо. Пусть заплатит вам десять тысяч, а то, мол, заявлю. Испугается, слова не скажет!
Девушка возмутилась. Но ее стали уговаривать:
– Таких господ учить надо! Нельзя же его безнаказанным оставить. Да и вам деньги. Не век же в конторщицах сидеть.
Словом, несчастную закрутили так, что она написала письмо. Тогда все переменилось.
– А! Шантаж? Доказательство налицо! Шантажное письмо! Пусть попробует подать жалобу! Да я сам обращусь в сыскную полицию. Пусть меня оградят. Я человек известный, с положением! Из Москвы в двадцать четыре часа вышлют!
Обесчестили – и ее же обвиняют в шантаже.
Позор, надругательство, впереди – сыскная полиция, высылка из Москвы.
На земле нет справедливости.
И молодая девушка застрелилась на паперти храма Христа Спасителя.
Написав в большом письме свою жалобу.
Самоубийство было так громко, что даже в тогдашней Москве, где все тушилось, что касалось «известных в городе лиц», – поднялось дело.
Был громкий процесс при закрытых дверях.
«Славное море, священный Байкал», «По диким степям Забайкалья» — сегодня музыкальная культура непредставима без этих песен. Известностью своей они обязаны выходцу из Швеции В. Н. Гартевельду; этот композитор, путешественник и этнограф в начале XX в. объехал всю Сибирь, записывая песни каторжан, бродяг и коренного сибирского населения. Концерты, на которых исполнялись обработанные Гартевельдом песни, впервые донесли до широкой публики сумрачную музыку каторжан, а его сборник «Песни каторги» (1912) стал одним из важнейших источников для изучения песенного фольклора сибирской каторги.
«Я, право, не знаю, что вам написать об этом спектакле.Мне вспоминается один эпизод, случившийся с М.Г. Савиной, кажется, в Полтаве.После спектакля артисты с гастролершей ужинали в ресторане, на террасе, закрытой густо разросшимся диким виноградом…».
«Есть такой еврейский анекдот.Старый еврей рассказывает:– Ай, ай, ай! До чего нынче народ шарлатан пошел.– А что?– Присватался к нашей дочке один себе жених…».
«В Большом театре Мазини и Станио чаровали публику в „Трубадуре“. Красавец Станио сверкал в „Пророке“. Молодой Мазини увлекал каватиною в „Фаусте“.Дезире Арто потрясала в Валентине. Джамэт гремел своим „Пиф-паф“ в Марселе и песнью о золотом тельце в Мефистофеле…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«На самом краю Москвы, в лачуге, живет старик, отставной чиновник Крутицкий.Он ходит по папертям просить милостыню и посылает нищенствовать жену и племянницу.В доме у Крутицкого пьют, вместо чаю, липовый цвет. А вместо сахару служит изюм, который старик подобрал около лавочки.И когда Крутицкий умирает, – в его шинели находят зашитыми в поле сто тысяч…».
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.