Старая тайна, новый негодяй - [17]

— Ты любил ее?

— Не любил, не женился бы. — Он вдруг напружинился и рывком поднялся с кровати. — Слушай, Дашка… Давай с тобой договоримся… Если ты намерена продолжать отношения со мной, то никогда!.. Слышишь, никогда больше не спрашивай меня ни о чем таком, что я пытаюсь забыть и вычеркнуть из памяти. Договорились?

Что мне оставалось делать? Конечно же, я кивнула ему, соглашаясь. Но в душе же ни о каких консенсусах и речи быть не могло.

Я молча наблюдала за его перемещениями по моей спальне. Оставила без комментариев его вопросительный взгляд, когда он, поворошив стопку журналов на прикроватной тумбочке, наткнулся на фотографию, на которой я обнималась с нашим инструктором по плаванию Гошей. Проигнорировала его недовольство по поводу трех номеров телефонов, написанных маркером на обратной стороне фотографии все тем же Гошей. И даже выдержала паузу, когда Аракелян демонстративно смахнул толстый слой пыли с телевизора.

Кажется, я обиделась. И обиделась достаточно сильно, раз оставалась безучастной к его провокационным выходкам. Или делала вид, что оставалась…

— Даша, а кто этот тип, с кем я застал тебя в саду? — вдруг не к месту спросил Аракелян.

Почему не к месту? Да потому, что в этот самый момент он листал путеводитель по Испании, куда я собиралась поехать третье лето подряд, да так и не поехала.

— Разве это имеет значение? — Я встала с постели, потискала в руках измятое шелковое покрывало, намереваясь накрыть им кровать. Потом вдруг передумала и завернулась в него, словно в индийское сари. — Для тебя разве это имеет принципиальное значение?

— Пока не знаю. — Аракелян продолжал блуждать по спальне, совершенно не стесняясь собственной наготы. Оно и понятно, чего стесняться, когда каждый участок тела — предмет зависти для греческого Аполлона!

— Вот и ладно. Как узнаешь, так и поговорим.

— Ты куда? — остановил он меня вопросом, когда я уже почти скрылась в коридоре.

— Я в ванную, а что?

— Ты мне так и не ответила. — Сергей появился в дверном проеме, по моему примеру закутавшись в простыню. Ага, проняло все ж таки! Не совсем, значит, без совести. — Кто для тебя этот парень?

— Послушай! — Мне вдруг стал неприятен и сам допрос, и тема, которая в нем затрагивалась. Что я ему могла сказать, если сама для себя пока не определила: кто для меня Александр. Но вместо этого я начала юлить, распаляясь все больше и больше. — Чего ты ко мне пристал?! Если я правильно понимаю ситуацию, то у нас случилась договоренность о суверенитете! Было такое?!

— Ну… не совсем, конечно, так, но… — Теплая бархатистость его взгляда сменилась непроглядной теменью, а складка между бровями стала еще более рельефной. — Разговор, если мне не изменяет память, шел о прошлом. Скажи-ка мне, Дарья, я ничего не перепутал?

Сергей был прав. Он и в самом деле говорил, что не хочет ни о чем таком вспоминать. Кажется, даже упоминал, что вычеркнул все из памяти. Чего было заводиться? Нет, все же я ревную. Ревную к его прошлому, которое он пытается забыть. Ревную к памяти жены, о которой ничего не знаю, как не знаю и обстоятельств ее гибели. И причина моей необъяснимой на первый взгляд злости вполне объяснима: мне просто до боли в животе хотелось услышать от него, что он ее не любил. Аракелян не пошел на поводу у примитивного женского желания, сказал правду. Впервые, может быть, сказав ее мне. Ну, а тема Александра стала следствием, а не причиной.

— Итак, кто он? И кем он является для тебя? Я совсем не хочу наставлять кому бы то ни было рога. Это не в моих правилах. Дарья! — Аракелян уже кричал на меня.

От былой его расслабленности не осталось и следа. Надо же было мне так все испортить. И самое страшное заключалось в том, что я представления не имела, как исправить ситуацию. Врать не имело смысла. Врать я не умела, начинала путаться в деталях, изворачиваться и попадаться на мелочах. Аракелян неоднократно проявлял в отношениях со мной чудеса проницательности. Поэтому вывести меня на чистую воду будет для него делом трех минут. «Надо говорить правду, — обреченно подумалось мне, — или хотя бы часть правды».

— Этот тип претендент на мою руку и сердце, — с печальным выдохом призналась я. — Во всяком случае, так думает он и мои подруги.

— О-оо как! А я то… Ладно, понял, не дурак. — Аракелян обошел меня так, словно на его пути стояла не я, а урна с прахом Тутанхамона, скрылся в нише кухонной двери и, чертыхаясь, принялся выгребать из углов останки своей одежды.

Нужно было срочно спасать ситуацию, а не стоять обиженной куклой, кутаясь в прохладный шелк.

Я вошла в кухню и замерла на пороге с самым виноватым и скорбным видом, на какой только могла быть способна.

— Сережа, — выговорила я несмело, вдруг поймав себя на мысли, что, кажется, впервые называю его по имени. — Что ты делаешь? Пуговиц практически не осталось. Как ты пойдешь? Давай я пришью, что ли. И на брюках тоже…

— Пришивай Саше, или как его там! — рявкнул он вдруг, удивив меня неимоверно. Уж от кого, от кого я не ожидала подобного собственнического выпада, так это от него. Кто бы мог подумать, что гордый Аракелян опустится до такого тривиального чувства. — Его же тебе жалко! Он бедный и одинокий! Вот и пришивай ему все, что он ни попросит! А меня оставь в покое!