Старая русская азбука - [11]
Можно легко восстановить образный мир Домье и его личную борьбу всей жизни: мурло враждебной власти против матери с маленьким ребёнком, в котором угадывается сам Домье, и против восставших молодых людей, наверное, старших братьев.
Живопись Домье очень хороша, значительно ценнее и лучше его столь революционно корректной карикатуры. Она редкостно динамична там, где автор хочет своими самыми простыми средствами показать движение. Она – вне своего времени и словно не для своего времени – обращается, прежде всего, к движению глаза, тела и сердца зрителя вослед героям картины, а не его культурного сознания, которое стало бы расшифровывать мифологическое пустословие актёров. Она видимо встроена в мощную живописную традицию рождавшегося и родившегося экспрессионизма – задолго до того, как принято отсчитывать время рождения экспрессионизма. В прямой линии от Франсиско Гойи – через Оноре Домье – к Эдварду Мунку выражается центральная история европейского Модерна. Это история превращения кровавой национально-освободительной войны (Гойя) в социальную борьбу (Домье) и их вместе – в отчаяние одинокого человека (Мунк). В конце этой линии стоят обрубки людей немецкого экспрессионизма послевоенных 1920-х годов: только ужас и порнография без человека. За её пределами – современный экспрессионизм, уже автоматически понимающий всю тяжесть своего уродливого бремени и кровавой человеческой душевной красоты.
Домье как художник настолько лучше Домье-карикатуриста, что вполне уютно и конкурентно чувствует себя посреди своих современников, Курбе и Милле, которые как великие живописцы пользуются гораздо большей славой, но в своей борьбе за новый реализм – архаичней, туманней, слабее, живописно невнятней и эмоционально беднее. Стоя рядом с ними во времени, Домье действительно предвосхищает художественный и эмоциональный мир уже состоявшегося будущего, из коего мы точно можем судить, что Домье-художник опережал своё время и на 4050 лет, и даже на 100 лет, и теперь, скрой своё имя, легко стал бы великим. Тем острее чувство подлинной гениальности Франсиско Гойи, который за 30–50 лет до Домье прошёл и для себя исчерпал его творческий пафос. Через кровавую войну в Испании – от своих бездарных придворных шпалер до бесценных «Капричос» и «Бедствий войны» – Гойя в более высокой, кричаще трагической форме предвосхитил безликую драму Домье. Такова иерархия.
Но мы – не Домье. Мы – его благодарные зрители. Нам достаточно, что Домье и сам жив и актуален, что именно Домье узнаваемо присутствует в Ван Гоге, в Пикассо, в Кете Кольвиц и даже Фальке. И будет жить узнаваемо: пока бедная мать ведёт своего младшего ребёнка сквозь тьму несправедливости, а её старший сын, надежда, первенец, романтический и сильный боец, идёт на войну за человеческие свободу и справедливость.
Ии
История
ИСТОРИЯ ВНЕ ОПЫТА
Современные русские историки государственной власти и экономики, за единичными исключениями, НЕ имеют личного опыта ни того, ни другого. Поэтому они в большинстве своём НЕ видят хаоса и физических пределов, которые всегда лежат на пути руководящих указаний власти. Не видят естественного отсутствия единства воли в распоряжениях государственного начальства и НЕ понимают условий и смысла экономики и коммерции вообще. Зато Бог миловал: 99 % из нас, ныне живущих, в полной мере вкушают плоды и отходы идейной борьбы – и потому изучают её с особым проникновением.
КОНСПИРОЛОГИЯ
Конспирология – удел кухонных вождей, слуг власти и банщиков.
Имеющий хоть какой-нибудь личный опыт государственной службы отлично знаком с исключающими любой тотальный заговор: повальным эгоизмом, зыбучим песком исполнителей, хаосом разнонаправленных воль, не говоря уж о глупости и жадности. Всё побеждает не заговор, а консенсус.
ЕДИНЫЙ УЧЕБНИК ИСТОРИИ РОССИИ ХХ ВЕКА
Это не большее зло тоталитаризма, чем тоталитарные исторические политики Польши, Украины, Литвы, Латвии, Эстонии и т. п., оснащённые до зубов. Историческая же политика России – беззуба и бесчелюстна.
В исторической политике России, с её правящим капиталом, графоманией и инквизицией, любая идейная монополия даёт власть циникам и ничтожествам. Оные же циники клинически не способны добиваться результата и следовать национальным интересам.
Вот яркий пример единого бесстыдства из советского учебника:
В чём заключается главная и основная ошибка Николая II? В том, что он ни в малейшей степени не был диалектиком. Он не понимал, что нельзя к Японии 1904 года подходить так, как в 1895 году, он не умел конкретизировать положение каждого определённого исторического периода, он был типичнейший метафизик, и от этого он и погиб.
(Покровский, 1925)
Что-то сейчас напишут в едином учебнике наши официальные мозги? Что-нибудь про молитвенника и исповедника Николая II?
РАБОТАЮЩИХ МОДЕЛЕЙ НЕТ
(В гуманитарном знании) – они хороши лишь как дидактический инструмент. Применяемые же к полноте фактов, конфликтуют с ними на уничтожение. «Рассуждать догматически о том, что не проверено на опыте, – есть удел невежества» (Наполеон Бонапарт. Искусство войны).
ИСПИВ ГРАФОМАНИЮ,
чувствуешь острей, где в стихах поэзия есть, а где в виршах её нет: но циркулем объяснить это нельзя.
Вышел в свет сборник статей и выступлений Модеста Колерова о внешней политике России в ближнем зарубежье и связанной с ней идеологической борьбе внутри России за 2009–2012 гг., большую часть которых составили публикации ИА REGNUM. Сборник «Предел Империй», таким образом, продолжает сборник автора «Война: внешняя политика России и политическая борьба» (М., 2009), объединивший статьи за 1999–2009 гг.В новую книгу включены, в частности, тексты об исторической политике и ревизионизме в современной Восточной Европе, новом «Нюрнберге» против России, программе «десталинизации» в России, теории «советской оккупации» Прибалтики, попытках из-за рубежа диктовать правила русскому языку («в Украине», «Таллинн», «Кыргызстан» и др.), политике в отношении российских соотечественников за рубежом, итогах имперского строительства в Евразии, включая опыт Европейского Союза, национал-империализме Венгрии, перспективах Казахстана и принципах новой внешней политики Владимира Путина.
История жизни и среды известного русского социалистического и либерального деятеля Петра Струве (1870–1944) — его политической и идейной борьбы до начала Гражданской войны в России: путь вождя русского марксизма 1890-х, автора первого «Манифеста» РСДРП (1898), одного из отцов социал-либеральной кадетской партии в 1900-х, идеолога классических идейных сборников «Проблемы идеализма» (1902), «Вехи» (1909), «Из глубины» (1918), редактора знаменитого, нелегального для России издания «Освобождение» (1902–1905), классического толстого журнала «Русская Мысль» (1907–1918) и других органов печати. Биографии предпослано историографическое введение, суммирующее итоги исследования и публикации наследия П. Струве. В приложении к биографии дано впервые составленное новое собрание сочинений П. Струве — те его политические тексты, что им самим по политическим соображениям не были включены в его последний сборник статей «Patriotica» (1911), либо были опубликованы после этой книги и потому не переизданы им ни в России, ни в эмиграции.
Сборник статей автора за 1999 — 2008 годы:— Тотальное Просвещение для Косово и всех нас (1999)— «Вечный мир» и вечные угрозы ему (2002)— Фронт против России: санитарный кордон и внешнее управление (2005)— Непризнанные государства бывш. СССР в контексте Балкан и Черноморского региона (2006)— «Косовский прецедент»: создатели и плоды (2007)— Империализм и «ближнее зарубежье»: Россия, Польша, Литва (2008)— «Ближнее зарубежье» России и «задний двор» США (2008)
В Москве выходит в свет сборник статей сотрудников и авторов ИА REGNUM «Точка взрыва: Россия, Кавказ и Ближний Восток. Сентябрь 2012».В сборник вошли статьи, частично опубликованные в ИА REGNUM в августе и сентябре: Олег Иванников «Сирия: арабская рулетка», Станислав Тарасов «Ближний Восток перед лицом суннитско-шиитской войны», Станислав Тарасов «Бумеранг «арабской весны» — от Северной Африки до Закавказья», Станислав Тарасов «Аншлюс для двух Азербайджанов», Олег Иванников «Грузинские военные инициативы и безопасность Абхазии и Южной Осетии», Виген Акопян».
Перед нами «белая книга» этнических чисток в отношении осетин. Факты, свидетельства. Конфликт тлел давно. В 1830 году российское правительство дало однозначный вердикт: грузины не обладают никакими правами на Южную Осетию. Сталин в излюбленной своей манере закладывать мины замедленного действия на всех границах между соседними народами пожертвовал осетинами в пользу Грузинской ССР. В 1991 году события на юге оказались в тени – Москва была занята схваткой между Горбачевым и Ельциным. Звиаду Гамсахурдиа никто не мешал.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».
Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».
В статье анализируется феномен коллективного сексуального насилия, ярко проявившийся за последние несколько лет в Германии в связи наплывом беженцев и мигрантов. В поисках объяснения этого феномена как экспорта гендеризованных форм насилия автор исследует его истоки в форме вторичного анализа данных мониторинга, отслеживая эскалацию и разрывы в практике применения сексуализированного насилия, сопряженного с политической борьбой во время двух египетских революций. Интерсекциональность гендера, этничности, социальных проблем и кризиса власти, рассмотренные в ряде исследований в режиме мониторинга, свидетельствуют о привнесении политических значений в сексуализированное насилие или об инструментализации сексуального насилия политическими силами в борьбе за власть.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.