Становление - [40]

Командир Заставы, разразившись громогласным хохотом, громко сказал, утирая слезы:

— Ничья.

Кто-то, особо любопытный, ворчливо поинтересовался:

— Это почему же?

Командир хмыкнул и, обращаясь к Эйрину и Тиму, сказал:

— Не двигайтесь, это надо запомнить.

Поманив к себе пальцем того смельчака, Ленар сказал:

— Смотри.

Подойдя к Командиру, молодой воин, который не был согласен с "ничьей", посмотрел туда, куда указывал Ленар. Острие короткого катона, который Эйрин крепко держал левой рукой, упиралось Тиму в шею, прямо под основанием черепа. Ленар похлопал юнца по плечу и доверительно сказал:

— Если бы наш Тим не был таким быстрым, молодой де Сэй нанес бы свой удар раньше, а так… Оба удара были нанесены синхронно. Другими словами, если бы это был настоящий бой, они оба погибли бы.

Издав восхищенное "Оооо…" воин кивнул, соглашаясь с решением Командира, а тот сказал:

— На этом все, приступайте к своим обязанностям.

Эйрин с трудом подавил зевок и опустил катон. Тим же, уперев острие своего меча в землю, с добродушной улыбкой посмотрел на молодого де Сэя.

— Чем займешься?

Эйрин пожал плечами. Так как он в Заставе новенький, ему дали неделю на то, чтобы "влиться" в строй — познакомиться со всеми, посмотреть как они тут живут, да чем занимаются. Другими словами, не стали его пристраивать к какому-либо делу и Эйрин пришел к выводу, что это не он должен "присмотреться", а как раз наоборот — присматриваться будут к нему.

Дорэй, хмыкнув, стукнул Эйрина по плечу, вложив туда все свои силы (от чего молодой де Сэй, не ожидавший столь "подлого нападения" даже слегка покачнулся) и сказал:

— У нас завтра вечером облава намечается, не хочешь с нами?

Эйрин пожал плечами еще раз и ответил:

— Тогда ты оставишь меня в покое?

Тим сложил руки на груди и, проигнорировав вопрос Эйрина, ответил:

— Пойду, пожалуй, доложу Командиру.

Сказав это, лейтенант развернулся и пошел в здание, оставив Эйрина недоумевать по поводу того: "А зачем вообще его надо было спрашивать, если все равно сделал по-своему?". Стоило Тиму отойти от него, как к бедняге Эйрину потянулись те, кто за поединком наблюдал. Не привыкший, да и, сказать по чести, никогда особо не любивший пристального внимания к собственной персоне, Эйрин несколько смутился.

А причины были. Во-первых, людишки радостно лыбились ему, словно он был местной знаменитостью. Во-вторых, эти самые людишки хлопали его по плечам, ничуть не стесняясь и не испытывая при этом вообще никакого страха. Эйрин даже подумал о том, что, возможно, стоит показать им клычки, дабы отстали от него?

Воины, тем временем, дружелюбно стучали по многострадальной спине вновь прибывшего и, с искренним восхищением, говорили:

— Молодец, такого еще никому не удавалось…

— Дааааа… С Ааш'э'Сэй надо быть поосторожнее…

— Темные побери… Ведь думал же на беловолосого поставить…

Покачав головой, Эйрин сдержанно всем покивал и направился в здание. От бесконечных вопросов, поздравлений и хлопаний по спине, у него, не то, чтобы голова кругом пошла, все тело, казалось, выворачивало наизнанку. В то же время, молодой де Сэй был вынужден признаться самому себе, что где-то в глубине души, он искренне рад такому отношению. Если бы он имел возможность видеть себя со стороны, то немало бы удивился, потому как на лице его расплылась самая идиотская улыбка из всех, что имелись в его "арсенале".

Этим утром, в дружеском поединке между двумя незнакомцами родилась дружба, больше похожая на соперничество.

Империя Ардейл. Черный Замок.

Лазар стоял у окна, крепко сжимая в руках маленький сверток. Младенец, завернутый в шелка, лежал тихо и мрачно смотрел на отца. Император тоже нахмурился и сказал, обращаясь к супруге:

— А он разве пищать не должен?

Рашна, немного осунувшаяся после родов, тихо рассмеялась.

— Он же не котенок…

Лазар хмыкнул и продолжил:

— А слюни пускать?

— Он же наследник, вот и не пускает.

— Почему он ничего не говорит?

— Он еще маленький.

— Ну хоть бы улыбнулся, что ли… По-моему, я ему не очень нравлюсь…

— Да мне ты тоже не особо понравился, при первой встрече.

Бросив на смеющуюся жену взгляд, в котором ясно читался немой вопрос: "Как ты можешь быть так жестока?", Лазар вновь посмотрел на сына.

Малыш, которого нарекли Ай, уставился на отца темно-фиалковыми глазами. Светленькие бровки были нахмурены, а ручки, сжатые в кулачки, плотно прижаты к подбородку. Поначалу Лазар даже брать его не хотел — настолько ребенок казался маленьким и хрупким. Мнение его изменилось в тот момент, когда сын, видимо не сумев справиться с сыновней любовью, переполнявшей его маленькое тельце, треснул новоиспеченного папашу какой-то своей игрушкой. Пока на лбу расползался синяк, Император не преминул игрушку осмотреть. Насколько он помнил, это новое орудие убийства оставил Рэй, так что осмотреть его стоило. Придя к выводу, что давать это Айю пока еще рано, Лазар от игрушки избавился (на самом деле, он опасался, как бы сынок еще раз его не "приласкал" по венценосному лбу), а Ай из-за этого, видимо, обиделся.

Испытывая муки совести, Лазар уставился в глаза сына, опасаясь узреть в них немое обвинение. Ай же, которому в сущности было глубоко все равно, что там с его игрушками сделали, продолжал хмуро таращиться на папеньку. Скорчив величественную гримасу, Лазар сказал: