Становление Гитлера. Сотворение нациста - [86]
Его речевые баталии были чрезвычайно большой нагрузкой. Он говорил на мероприятиях, которые начинались в 7:30 или в 8:00 вечера на протяжении от двух до трёх часов, иногда дольше, без микрофона или громкоговорителей в местах с зачастую плохой акустикой. Вначале Гитлер даже не говорил с использованием заметок; только в 1921–1922 годах он начал приносить на свои выступления систематизированные тезисы. После одного или двух часов речей он часто останавливался, чувствую физическую слабость. Столь частое произнесение речей имело негативные последствия для его тела, пища была всё ещё относительно скудной в Мюнхене — как результат, Гитлер, равно как и большинство людей в Мюнхене, часто действовал на полупустой желудок. Чтобы выдержать своё марафонское мероприятие и для поддержки энергии, прежде чем начать речи, он часто мешал сырое яйцо с сахаром в цилиндрическом металлическом сосуде и залпом выпивал смесь прямо перед своей речью.
Одна из причин, по которой Гитлер произносил столь длинные речи, была прагматической: он хотел убедиться, что партийные мероприятия, на которых он говорил, будут по характеру более представлениями, чем рассудочными действиями. Он хотел обращаться к людям, не разговаривать с ними. Традицией того времени было то, что оратор мероприятия произносит речь, за которой следуют продолжительные дискуссии. Гитлер полагал, что ничего хорошего дискуссии не принесут, и что они могут выйти из-под контроля и привести к скандалу. Следовательно, он обеспечивал произнесение речи как можно дольше, чтобы оставалось мало времени для дискуссии между концом его речей и временем закрытия в 11:00 вечера.
После окончания своих речей Гитлер всё ещё находился в возбуждённом состоянии какое-то время и чтобы успокоиться, общался со своими самыми близкими товарищами. После многочасовых речей он умирал с голоду. Если митинг оканчивался до 11:00 вечера, внутренний круг членов партии шёл пешком в Sterneckerbrau, чтобы там поужинать. В противном случае они все шли домой к члену партии и оставались там до поздней ночи, что было легче выполнить Гитлеру, чем его товарищам, поскольку в отличие от него у них была нормальная дневная работа, и они не могли, как он, допоздна лежать в кровати. Когда он находился вместе только с близкими партийными товарищами, он расслаблялся. Как вспоминал один из них, «Гитлеру нравилось приятно проводить время, смеяться, и он показывал своё полное довольство, хлопая по коленям». Подобным образом вспоминала Ильзе Проль, будущая жена Рудольфа Гесса: «Когда сидели вместе с Гитлером, мы вместе смеялись, мы шутили вместе. Мы были очень близки, нам нравилось смеяться».
Во время партийных мероприятий и его поздних ужинов привычки Гитлера в еде и питье соответствовали таковым у людей вокруг него. В то время как он никогда не курил, он тогда, в отличие от более поздних времён, всё ещё ел мясо и пил алкоголь. Его любимым блюдом был Tiroler Grostl, жаркое из картофеля, говядины и яиц, которое он поглощал с тёмным пивом, всегда им предпочитаемым по сравнению со светлым или пшеничным. В течение мероприятия, во время речей и после них, Гитлер выпивал две-три пинты пива. Однако он поглощал это количество в течение нескольких часов, и пиво, которое он пил, было слабым вследствие продолжавшегося дефицита продовольствия в Мюнхене. Даже тогда наркотиком Гитлера был не алкоголь — это был акт произнесения речи. Как заключил в 1942 году доклад разведки США, основанный на интервью с близко знавшими Гитлера людьми, «он, возможно, счастлив и спокоен только тогда, когда довёл себя разговорами до точки обморока от изнурения».
Ко второй половине 1920 года ораторствование и занятия политикой стали для Гитлера всем. Это было для него теперь больше, чем работа. Это было призвание. Это стало для него тем, что питает жизнь. Поскольку он оказался неспособным поддерживать человеческие отношения среди равных на продолжительный период жизни или заполнять свои дни работой в нормальной профессии — вкратце, поскольку он был неспособен жить того вида жизнью, которой наслаждаются почти все остальные — у него буквально не было ничего больше, чтобы придать системность и значение его жизни. Как это выразил Конрад Хайден, «у других есть друзья, жена, профессия; у него были только массы, к которым он обращался».
Следовательно, прогрессивная радикализация Гитлера не была приводима в действие лишь чисто политической тактикой. Другими словами, она не приводилась в движение только попыткой быть отличимым на оживлённой арене правой политики в Мюнхене. В этом также присутствовал личный элемент. Так же, как наркоман сделает что угодно, чтобы завладеть субстанцией — источником наркотического подъёма, вероятно, Гитлер приобрёл наркотическую зависимость к реагированию, получаемому им во время его речей, что усиливало его желание получить больше. Поскольку он получал самые большие отклики на наиболее вопиющие и экстремальные идеи, выражаемые им, он продолжал, усиливал и дальше развивал эти идеи в последующих речах.
