Становление Гитлера. Сотворение нациста - [54]

Между тем антибольшевизм попросту не представлен в письме Гитлера, даже несмотря на то, что запрос Гемлиха недвусмысленно задавал вопрос об отношениях социализма и евреев. Антисемитизм Гитлера, таким образом, не вдохновлялся антисемитским штормом, который накопился во время революции и мюнхенской Советсткой республики. Тот был в своей сути антибольшевистским по своему характеру. В отличие от антисемитизма Гитлера, который был без разбора направлен на всех евреев, это был антисемитизм, в котором всё ещё было место для евреев, как это было в традиционном католическом антисемитизме в Верхней Баварии. В действительности это был антисемитизм, который всё ещё позволял тем евреям, которые были самим воплощением евреев, ненавидимых Гитлером, чувствовать себя в Мюнхене непринуждённо. Например, Кларибель Коне, несмотря на то, что она была еврейкой, американкой и чрезвычайно богатой, всё ещё совершенно наслаждалась жизнью в Мюнхене и похоже, что с ней в городе обращались хорошо.

Врач и судебно-медицинский эксперт на шестом десятке лет, ставшая хорошо обеспеченной женщиной, ведущей праздный образ жизни, и коллекционером предметов искусства, Коне жила в Мюнхене с 1914 по 1917 год и с конца войны до 1920 года. Её жизнь в этом городе была настолько экстравагантной, что она проводила всё своё время в Мюнхене в его самом шикарном отеле, Regina Palasthotel, где ей потребовалась отдельная комната в отеле просто для хранения некоторых из её вещей. Хотя она жила в том же отеле, в котором у Карла Майра и других офицеров командования 4‑го Военного Округа был их офис и который, похоже, часто навещал Гитлер, её послевоенные воспоминания о жизни в Мюнхене были столь же позитивными, как и о её прежней жизни.

После войны она вынуждена была запланировать переезд в Америку из-за ограничений на её американский паспорт. Однако почти седая американская женщина всё ещё настолько наслаждалась пребыванием в Мюнхене, что 2 сентября, за десять дней до первого посещения Гитлером собрания DAP, она написала своей сестре: «Как обычно, я пустила настолько глубокие корни в то место, где мне пришлось жить, что и лошади не смогут вытащить меня отсюда». В начале декабря она напишет своей сестре в Балтимор: «В действительности я не спала здесь — у меня было „erlebing“ — слово, которое я выдумала сама, поскольку не существует английского слова, выражающего Erlebnisse [впечатления, жизненные опыты], которые у меня были здесь в эти последние пять с половиной лет». И как раз перед Рождеством, 23 декабря, она доложит своей сестре, что в Германии дела действительно медленно движутся в правильном направлении. Она определённо не была слепа в отношении политического хаоса, который переживал Мюнхен. И всё же в её письме не было признаков тревоги о том, как с ней — живым воплощением богатого американского еврейского капиталиста — обращались:

В целом Германия постепенно успокаивается от симптомов своей кипящей белой горячки до состояния государства, более близкого к нормальному. Но свидетельство выздоровления всё же — более точно — в поправке признаков серьёзной болезни, от которой она страдала и которые всё ещё имеются здесь. Но она предвещает хорошее и я верю, что в конце концов полностью поправится.

Еврейка-коллекционер предметов искусства поясняет, почему она настолько наслаждается пребыванием в Германии: «У неё столько чудесных качеств. […] Это нация „Dichter and Denker“ [поэтов и мыслителей]. […] Атмосфера старого мира, культура и традиции всё ещё оставили свои следы на этом мире будничности, и когда шторм — (кипение, если быть последовательным) утихает — начинаешь снова чувствовать очарование мира, у которого в качестве фона — (её позвоночника, можно сказать) — культура, которая существовала или начала существовать до того, как мы были рождены».

Даже в антисемитизме Эрнста Пёхнера, начальника полиции Мюнхена, который станет выдающимся членом NSDAP, всё ещё имелось место для существования евреев осенью 1919 года. Но в антисемитизме Гитлера никакого места не было, тем не менее, именно потому, что он был в своей сути не антибольшевистским по характеру, его антисемитизм в то время был не только отличным от главного течения антисемитизма в Мюнхене; он также отличен от его антибольшевистского антисемитизма 1940-х. Равным образом антисемитизм Гитлера сентября 1919 года не был непосредственно связан с его поиском Lebensraum, или жизненного пространства, как это станет впоследствии, даже хотя и посылка, на которой основывается письмо Гитлера к Гемлиху, была той, что мир без евреев будет лучше.

Неожиданное преображение Гитлера летом 1919 года в радикального антисемита было не только прямым следствием, но и функцией его поиска способа построить Германию, которая станет устойчивой к внешним и внутренним ударам по её системе. То есть, хотя антисемитизм и расизм были неотъемлемой частью мировоззрения Гитлера, они не были его исходной точкой; его политизация и его непрерывная центральная идея, основанная летом 1919 года, были стремлением избежать ещё одного поражения Германии и построить государство, которое станет способствовать этой цели, а не взращивание антисемитизма и расизма ради их самих.