Становление Гитлера. Сотворение нациста - [3]

Даже если Гитлер, как и большинство солдат «полка Листа», не был политически радикализован между 1914 и 1918 годами, он тем не менее был ничем иным, как типичным продуктом опыта войны людей своей воинской части. Вопреки нацистской пропаганде множество фронтовых солдат его полка вовсе не прославляли его за храбрость. Вместо этого, поскольку он служил при штабе полка, они оказывали ему и его штабным товарищам холодный приём из-за их предположительно комфортной жизни Etappenschweine (в буквальном переводе «свиней из тылового эшелона») в нескольких милях за линией фронта. Они также были убеждены, что такие люди, как Гитлер, получали свои медали за храбрость, поскольку лебезили перед начальством в штабе полка.

Говоря объективно, Гитлер был добросовестным и хорошим солдатом. Но всё же история человека, презираемого фронтовыми солдатами его части и со всё еще неопределённым политическим будущим, не способствовала бы его политическим интересам, когда Гитлер пытался использовать свою службу во время войны для создания себе места в политике в 1920-е годы. То же было верно в отношении факта, что его начальники, высоко оценивая его за надежность, не видели в нём каких-либо лидерских качеств; они видели Гитлера как некий образец того, кто скорее следует приказам, чем отдаёт их. Действительно, Гитлер никогда не командовал ни одним другим солдатом в течение всей войны. Более того, в глазах большинства его товарищей среди вспомогательного персонала — которые, в отличие от фронтовых солдат, ценили его общество — он был немного больше, чем всеми любимый одиночка, кто-то такой, кто не совсем вписывался в их круг и не присоединялся к ним в пивных и борделях северной Франции.

В двадцатые годы Гитлер создаст версию своего жизненного опыта во время Первой мировой войны, которая была в основном вымышленной относительно действующего лица, но которая позволила ему основать политически полезный базовый миф о себе, о нацистской партии и о Третьем Рейхе. В последующие годы он продолжил переписывать это повествование каждый раз, когда это было политически целесообразно. И он охранял свою историю о своём заявленном военном жизненном опыте столь нещадно и столь хорошо, что в течение десятилетий после его смерти верили, что в ней есть истинная сущность.

* * *

Если война не «сделала» Гитлера, то возникает очевидный вопрос: каким образом было возможно, что в течение года после его возвращения в Мюнхен, этот непримечательный солдат — неуклюжий одиночка с неустойчивыми политическими взглядами — стал глубоко антисемитским национал-социалистическим демагогом? Равным образом возбуждает любопытство то, что через пять лет он напишет книгу, которая претендовала на решение всех мировых политических и социальных проблем. Со времени публикации книги «Первая война Гитлера» (Hitler's First War) было издано множество книг, пытавшихся ответить на эти вопросы. Принимая в различной степени то, что война не радикализовала Гитлера, они предполагают, что Гитлер стал Гитлером в постреволюционном Мюнхене, когда он впитал идеи, что уже были всеобщими в послевоенной Баварии. Они представляют образ побуждаемого местью Гитлера с талантом политического оратора, который он использовал для поношения тех, кого он считал ответственными за проигрыш Германией войны и за революцию. Кроме того, они рассматривали его как человека, который был чем угодно, но не серьёзным мыслителем, и как человека, выказывавшего мало талантов в роли политического ловкача, по крайней мере до середины 1920-х годов. Вкратце, они изображали его как имевшего более или менее неизменные взгляды и мало собственных амбиций, поскольку он был влеком другими лицами и обстоятельствами.

Читая в последние годы новые книги о Гитлере, я инстинктивно нашёл противоречащей здравому смыслу мысль о том, что он неожиданно воспринял полный набор политических идей вследствие Первой мировой войны и придерживался их всю свою остальную жизнь. Но только во время написания этой книги я понял, насколько далеко от истины эти авторы были. Гитлер не был движимым местью человеком с неизменными политическими идеями, которого вели другие и у кого были ограниченные личные амбиции. Это также было время, когда я пришёл к пониманию важности лет перерождения Гитлера — от конца войны до времени написания им Mein Kampf — для нашего понимания движущих сил Третьего Рейха и Холокоста.

Знакомясь с новой литературой о Гитлере, я также нашёл невозможной ту мысль, что он просто впитал идеи, которые были всеобщими в Баварии, поскольку во время войны он уже был в отношениях любви-ненависти с Мюнхеном и Баварией. Как человеку, мечтавшему об объединённой Германии — пангерманисту, в то время таких людей так именовали — Гитлеру причиняло глубокие страдания католическое, анти-прусское баварское местничество — чрезмерная преданность интересам Баварии — которое царило в самом южном государстве Германии и среди многих солдат его полка. Важно помнить, что Бавария гораздо старше Германии как политическая единица. Когда Бавария стала частью объединённой Германии после основания Германского Рейха во главе с Пруссией в 1871 году, то новая империя была федерацией множества немецких монархий и княжеств, среди которых Пруссия была только самой большой.