Становление Гитлера. Сотворение нациста - [26]

Тем не менее Гитлер не проявлял какого-либо явного интереса к тому, чтобы оставить свою должность. Он ни отвернулся от Советской Республики, ни поддерживал её активно в этот момент, равно как он не покинул Мюнхен, чтобы присоединиться к милиции, но и не вступил в активные части Красной Армии.

Теоретически все базировавшиеся в Мюнхене военные части и, таким образом, также и полк Гитлера были частью Красной Армии. В этом смысле Гитлер служил в Красной Армии. В действительности же, однако, большинство полков ни поддерживали активно советский режим, ни противостояли ему. Это не означает, что они открыто заняли нейтральную позицию, поскольку любое нежелание предоставить себя в распоряжение законным правительствам в Баварии и в Берлине представляло собой, строго говоря, государственную измену.

Так что большинство частей, расположенных в Мюнхене, не поддерживали Советскую Республику активно и военными средствами. Мнения в большинстве из частей в городе были разделены. Некоторые солдаты поддерживали Советскую Республику и таким образом вошли во вновь сформированные части Красной Армии, которые были готовы сражаться, в то время как большинство людей старались оставаться нейтральными. Это было именно то, что случилось в подразделении Гитлера. Будущий лидер нацистской партии был среди тех людей своей части, которые держались позади и не присоединились к вновь формируемым активным подразделениям Красной Армии.

И всё же Гитлер не был больше лишь простым солдатом. Он был в положении, в котором было почти невозможно занять нейтральную позицию. И это была должность, в которой демонстрацию нейтральности можно было легко неверно истолковать как поддержку статус-кво или как недостаточную поддержку в этом отношении. Выдвинув себя на должность и служа в должности представителя своей части после того, как была установлена (вторая) Советская Республика, в то же время не поддерживая вновь сформированные части Красной Армии в момент, когда новый режим был под осадой, Гитлер неумышленно мог оказаться между двух стульев. Он рисковал оказаться под гневом нового режима за то, что был на ответственном посту и тем не менее не использовал его для более активной поддержки республики; подобным же образом он рисковал подвергнуться гневу войск Хоффмана и Носке в случае, если они захватят Мюнхен, за то, что служил Советской Республике на выборной ответственной должности. Так что Гитлер оказался перед возможностью ареста с любой стороны.

По мере того, как в конце апреля веревка затягивалась на шее Советской Республики, жизнь для любых настоящих или воспринимаемых таковыми контрреволюционеров, оставшихся в Мюнхене, стала, безусловно, очень опасной. Например, 29 апреля и на следующий день революционеры появились в неоклассическом дворце на Бриеннер Штрассе, в котором располагалось представительство папского нунция, вошли в здание и угрожали нунцию Евгенио Пачелли ружьями, кинжалами и даже ручными гранатами. Пачелли так сильно ударили в грудь револьвером, что это деформировало крест, который он носил на цепочке на шее. Нападение на будущего папу Пия XII не было единственным задокументированным случаем прерванной акции, предпринятой против настоящих или предполагаемых противников Советской Республики. Во второй наиболее известный случай был вовлечён сам Гитлер.

В Mein Kampf Гитлер заявлял, что 27 апреля красные стражники пришли в его казармы, чтобы взять его в заложники: «В ходе новой, советской, революции я впервые выступил с речью, которая вызвала недовольство Центрального совета. 27 апреля 1919 г. рано утром меня попытались арестовать. Трех молодцов, которые пришли за мною, я встретил с карабином в руках. У них не хватило духа и молодчики повернули оглобли». Эрнст Шмидт, который не мог присутствовать при аресте, но который оставался близким к Гитлеру, сделал подобное заявление в своём интервью пронацистскому биографу Гитлера Хайнцу А.: «Однажды утром, очень рано, три красных стражника вошли в казармы и отыскали его в своей комнате. Он уже встал и был одет. Когда они взбирались по лестнице, Гитлер догадался, что затевается, так что он схватил свой револьвер и приготовился к стычке. Они забарабанили в дверь, которая немедленно была открыта. „Если вы не уберётесь немедленно, — закричал Гитлер, размахивая своим оружием, — я поступлю с вами так, как мы поступали с мятежниками на фронте“. Красные тотчас же повернули и спустились обратно по лестнице. Угроза была чересчур реальной, чтобы подвергаться ей хоть на мгновение дольше».

Гитлер и Шмидт могли придумать историю попытки ареста Гитлера, или, более вероятно, приукрасили историю, которая имела какую-то правду в основе. Трудно себе представить, как именно Гитлер мог бы справиться с тремя. Суть их заявлений о том, как он едва избежал ареста, тем не менее, не является невероятной. Даже если сила правителей мюнхенской Советской Республики и ослабла к 27 апреля, именно эта слабость делала режим опасным. Он в самом деле действовал исключительно агрессивно, как часто делают обречённые политические движения, когда ослабевают.