Станешь моим сегодня - [33]

Нокс посмотрел в другой конец зала и увидел жениха Кассандры, который помогал с уборкой. Он показался ему хорошим человеком. Замечательным. Он совсем не знал Элли, но поддерживал этот благотворительный фонд только потому, что он значил так много для Кассандры.

Правда заключалась в том, что его бывшая жена не остановилась на месте, а продолжила жить и намного обогнала его.

И Нокс не знал, что ему думать, как примириться с этим фактом. Он сомневался, что ему хочется двигаться дальше.

Хотя именно об этом он только что думал. О том, что сегодня, впервые за долгое время, он снова начал радоваться жизни.

Неужели Кассандра опять обрела эту способность? И могла чувствовать благодарность за то, что была жива? Могла любить этого человека и не бояться потерь?

В глубине души Ноксу хотелось держаться за прошлое, вернуться ко входу в зал и посмотреть на портрет своей дочери, лежавшей на цветочной лужайке. Чтобы запомнить ее лицо.

Он просто не хотел забывать.

Не хотел оказаться на другой стороне своей скорби.

Ему вдруг показалось, что он съезжает в черную яму, и он не знал, что ему делать. Нокс не мог понять, куда подевались те хорошие эмоции, которые он переживал некоторое время назад и еще меньше понимал, почему противился им.

Скорбь была бессмысленной. Психологи в своих книжках твердили о каких-то этапах и движении дальше. Но в случае с Ноксом никаких этапов не существовало. Были волны, которые захлестывали и поглощали его. И память о его ребенке служила своеобразным спасательным кругом.

Как, черт подери, он мог отбросить свой спасательный круг?

Кассандра сказала, что Нокс был единственным человеком, который пережил то же, что и она. Но теперь он сидел тут наедине с этими чувствами, а его бывшая жена пошла дальше. И рядом не оказалось никого. Вообще.

И это пугало его.

Что было бы, если бы они оба продолжили жить каждый своей жизнью, словно Элли никогда не существовало? Если бы она стала всего лишь монументом для великой цели, вместо того чтобы быть ребенком, которого они так сильно любили.

Ноксу вдруг захотелось убраться отсюда и найти Селену.

Он знал, что она спит, но испытывал острую необходимость увидеть ее.

– Я иду спать, – бросил он, не заботясь о том, что его уход может показаться слишком внезапным. Нокс вышел из зала, пересек вестибюль и поднялся на лифте на свой этаж.

Он медленно открыл дверь в номер и обнаружил, что Селена еще не спала.

Она сидела на краю кровати, склонив голову. Когда Селена подняла глаза, Нокс заметил расплывшийся от слез макияж и застывшее на лице выражение ужасного сожаления.

– Что случилось? – спросил он. – Я думал, ты пошла спать.

Потом он глянул на ее руки и заметил белую полосочку, зажатую между ее пальцами.

Выражение лица Нокса отобразило то, что чувствовала сама Селена.

Ужас. Абсолютный, нескрываемый ужас.

Но, несмотря ни на что, она знала, что они справятся и с этим тоже.

Селена мысленно повторяла словно мантру то, что она доверяет Ноксу.

На протяжении последних десяти лет она по чуть-чуть отдавала ему свое сердце. И теперь он полностью владел им, так же как и ее доверием.

Селена любила его.

Всегда. Но, сидя здесь с результатом теста в руках, она поняла, что любит его той любовью, которая сможет перенести все что угодно.

– Прости, – сказала Селена. – Мне не хотелось, чтобы ты узнал об этом вот так.

Она собиралась поговорить с Ноксом завтра утром, но потом силы покинули ее, и она сидела на кровати, не в состоянии сдвинуться с места. Переживая сильное потрясение от увиденного на крошечной полоске бумаги.

Селена плакала, потому что за сегодняшний вечер произошло слишком много всего, чтобы она смогла совладать со своими эмоциями. Она была свидетельницей того, как проявлялась скорбь Нокса, когда он увидел портрет своей дочери, и потом, когда он общался с гостями. А теперь она огорошила его этой новостью. На него свалилось слишком много за один раз.

– Ты беременна, – выдавил Нокс.

– Да. Мы не… мы пару раз не предохранялись, – сдавленно ответила она.

В самый первый раз, когда они ночевали в палатке.

И следующей ночью, в ее спальне, когда они вспоминали Элинор, и ей казалось, что ее сердце не выдержит боли, которую она переживала из-за Нокса.

– Я не могу, – резко сказал Нокс.

– Но… – К ее горлу подкатил ком, и ей показалось, что она задыхается. – Но ребенок – это не чай. Я не могу… не подавать его тебе. Я не могу… Нокс, может, это знак для нас, что мы должны попробовать что-то настоящее.

Ее слова прозвучали неубедительно, и она испытала презрение к себе.

– Я не могу, – повторил Нокс.

Сердце Селены колотилось с такой силой, что причиняло боль. Словно хотело вырваться из груди.

– Мы можем, – возразила она. – Нокс, мы справимся вместе. Знаю, все далеко не… идеально.

– Селена, о чем ты? Мы ведь не говорим о чертовом талоне за парковку. То, что случилось, недопустимо.

Она вдруг разозлилась. На него. На саму себя. И на весь мир за то, что он оказался таким несправедливым. Почему они просто не могли быть счастливы вместе?

Потому что жизнь оказалась слишком жестокой и отняла у него самое дорогое. Да, Селена разделяла страдания Нокса. Но сейчас она жалела саму себя.