Стандинг, или Правила хорошего тона в изложении главного инспектора полиции Александра-Бенуа Берюрье - [96]

— Мама, — шепчет раненый, можно мне кое-что вам сказать, вам и папе?

Вислощекая замолкает, немножко оторопев:

— Скажи, зятюшка! — разрешает она, принимая во внимание, что он тяжело ранен.

Клистир и она склоняются к постели страдающего Матиаса, приготовившись слушать. Симпатичный Рыжий поочередно поглядывает на них из-под бинтов.

— Вчера, — говорит он, — я находился в том состоянии, которое располагает к великим раздумьям. Я устроил экзамен своей совести…

— Ну надо же! — как флюгер скрипит старая.

— …и все тщательно проанализировал, — продолжает Матиас.

— Вам удалось прийти к веским выводам, мой мальчик? — изрекает врачеватель с бороденкой.

— Да, — говорит наш коллега, — да, папа, я сделал один вывод и, более того, разработал правила поведения на будущее!

— Господь велик! — говорит жена Папы. — Что же это за вывод? Что же это за удивительные правила поведения?

Матиас показывает мне на стакан минеральной воды на прикроватной тумбочке. Я подаю ему стакан, он отпивает глоток, чем вызывает гримасу недовольствия на лице Берюрье.

Увлажнив язык, Матиас продолжает:

.. — Мой вывод, мама, — это то, что вы оба отвратительные штучки, старый и вы!

— Он бредит! — вопит с надрывом теща.

Матиас смеется.

— Нет, мамаша. У меня голова в порядке, хоть и забинтована марлей. Вы оба — две гнусные отвратительные вороны, два зеленых фурункула, два гада, в общем! Как только я смогу ходить, я скажу Анжелике, чтобы она собрала вещи, и мы вернемся в Париж с нашим ребенком. Я не хочу, чтобы он стал маленьким маньяком, контактируя с вами. Что же это за социальное положение — внук Папы!

Мертвенно бледный, как свой стихарь служителя культа, Клистир заявляет:

— Я сейчас позвоню, чтобы ему ввели укол глобулида с фосфором, он видимо не в себе.

Он подходит к кнопке, но вмешивается Берю.

— Послушайте, старец мой, — говорит он примирительным голосом. — Вы ясно видите, как видите этот госпиталь, что Матиас в своем уме. Он уже набрался силенок и находится в полном здравии. Это раньше у него было хилое здоровье. Вы ему здорово затуманили мозги! Сейчас в нем произошла редакция, и он начинает соображать, что к чему. Лучше бы вам убраться отсюда по-быстрому!

Мегера кидается к изголовью своего недостойного зятя.

— И вы воображаете, что Анжелика поедет с вами, мерзавец?

— Она моя жена, — с достоинством отвечает Матиас. — Если она меня любит, она послушается меня, если она меня не любит, то мне начхать на нее, и вы можете оставить ее у себя с ее довеском в придачу! А сейчас, исчезните, ходячие зловония! Мне нужно поговорить с этими господами!

Если бы вы видели этот спектакль, дорогие мои подруги! Это шоу двух актеров! Клистиры задергались, как марионетки на ниточках. У тещи отвислые щеки стали сбиваться в хлопья. А у старого бороденка стала, как у курсанта сен-сирского училища: она вздыбилась, ощетинилась, а волосы встопорщились, как у артишока!

Они начинают говорить завывающими голосами ужасные вещи! Они повизгивают, как пила по мрамору. Они угрожают. Они говорят, что психлечебница Брона находится в двух шагах отсюда, и что стоит доктору Клистиру черкнуть пару слов — и Матиаса забастилируют туда навечно. Вместо шляпы берет, брюки а ля царь Горох — вот так он и закончит свою жизнь в какой-нибудь комнатенке со стенами, обитыми матрацами. Его Святейшество Клистир I немедленно созовет консилиум серафистов! Дамы и господа, за ваше Святейшество! Его некардиналы примут безотлагательные меры: они потребуют у небес самого страшного наказания, которое заслуживает Рыжий. У него отвалится язык из-за того, что он осмелился произнести подобные слова. В ответ Матиас их побивает их же доводами: он говорит, что если они и дальше будут ему надоедать, то он им расквасит их противные рожи. Кулаки у него в полном порядке.

Я звоню дежурной! Я говорю, что у Клистиров случился приступ истерии и что их необходимо эвакуировать из помещения. Мое звание комиссара оказывается весомее звания лекаря. Учитывая возбужденное состояние пары и оскорбления вслух в свой адрес, медсестры вызывают здоровенных медбратьев из породы мужиков, которые могут носить вас на вытянутых руках совершенно запросто, как целлулоидную куколку. В конце концов происходит выдворение их блаженств, у которых лица далеко не блаженные. Наконец воцаряется тишина, и Матиас разражается смехом.

— Как же мне хорошо! — говорит он. — Надо было быть настоящей размазней, чтобы жить в одном климате с этими двумя тронутыми!

— Баста! У тебя это вроде периода детства, — заверяет его Берю. — У тебя гляделки были усыплены любовью, а сейчас, мужик, когда ты среагировал, ты спасен. Ты спасен!

Мы горячо пожимаем его мужескую руку. Да здравствует Человек с большой буквы "Ч" и вещи с прописной буквы!

— А теперь, — решительно говорю я, — давайте перейдем к серьезным вопросам, — рассказывай!

Он подмигивает мне.

— Я ждал вашего прихода, господин комиссар.

Он вытягивает руки поверх простыни.

— Той ночью, когда мы расстались, я вошел в дом. Только я запер входную дверь и стал шарить по стенке, чтобы включить выключатель, как кто-то приставил мне ствол пистолета к спине и женским голосом, шепотом, сказал с иностранным акцентом: "Ни слова, ни жеста — иначе смерть, у меня пистолет с «глушителем». Поэтому я не дергался. Мы немного постояли в темноте. Я предполагаю, что напавший на меня человек хотел убедиться, что вы уехали. Потом я услышал, как подъехала какая-то машина. У меня появилась некоторая надежда, но я ошибся — это был ее сообщник. Женщина, которая держала меня на мушке, открыла дверь. Какой-то мужчина с вьющимися волосами стоял по другую сторону. У него тоже в руке бил пистолет. Он посадил мена на заднее сиденье машины и сел рядом со мной, а девушка, потрясная блондинка, села за руль…