Станция Солярис - [19]

Вопреки мечтаниям романтиков-предков, мы продолжаем тесниться на Земле и не спешим выплескиваться в космические просторы, потому что человек рожден именно для жизни на Земле – в других мирах ему неуютно, и он стремится вернуться под родные небеса даже с самой распрекрасной планеты Галактики… Впрочем, такие планеты еще не открыты нами, да и вряд ли будут открыты в ближайшие столетия – опять же, вопреки надеждам праотцов, мы не рвемся исследовать Дальний Космос, хотя с овладением процессом гиперперехода это вполне технически осуществимо. Тем не менее, экспедиции к другим мирам – вещь довольно редкая. Потому что мы – люди Земли, потому что мы в значительной степени уже удовлетворили свое любопытство и поняли, что нам не суждено, видимо, встретить себе подобных. Космос пуст, космос чужд человеку, и дальние миры не для нас. Только нам Господь дал разум, нам – и больше никому… кроме океана планеты Солярис…

Кроме океана… Бесконечно чуждого нам…

Или все-таки возможен Контакт?

Буквы сливались у меня перед глазами. Земля была очень далеко, и я был страшно далеко от нее, и чувствовал здесь, рядом, вокруг, чужое присутствие. Присутствие океана.

Я поднял глаза на Хари. Я видел ее профиль – такой знакомый и родной… Вздернутый нос… Она, закусив губу, сосредоточенно вела своих космических бойцов к победе в очередной звездной войне.

Уничтожая врагов…

Рядом со мной сидело порождение не поддающегося нашему познанию океана, и я вдруг подумал, что, может быть, океан пытался с помощью подобных созданий уничтожить нас, нежелательных пришельцев, дерзнувших нарушить плавный ход его вековых размышлений о сути мироздания… Мысль была совершенно нелепой – океан, наверное, мог бы с нами разделаться и не прибегая к таким ухищрениям; например, просто прихлопнуть Станцию симметриадой, – но мне на мгновение стало очень неуютно.

Я закрыл книгу, положил ее на столик и взял было следующую, но в этот момент раздался протяжный сигнал видеофона, установленного на стенной полке позади кресла, в котором я сидел. Отложив книгу, я встал и подошел к аппарату.

С экрана на меня вновь смотрел Сарториус. Он выглядел, вроде бы, как обычно, но я был бы никудышним психологом, если бы не понял, что это всего лишь маска.

– Доктор Кельвин, я хотел бы задать вам один вопрос…

Голос его подтвердил мою уверенность: он был тихим и слегка дрожащим, совсем непохожим на высокий пронзительный голос целеустремленного и непоколебимого доктора Сарториуса.

– Слушаю, – сказал я. – Если смогу, отвечу.

Кажется, я знал, о чем он хочет меня спросить.

Сарториус молчал и смотрел мимо меня. Я оглянулся. Хари, полуобернувшись, наблюдала за нами. Лицо ее было не очень приветливым. Встретив мой взгляд, она опустила глаза и вновь повернулась к компьютеру.

– Доктор Кельвин… – Сарториус сглотнул. – Как это получилось? Это важно. Я сказал вам в нашей недавней беседе, что процесс возобновился, но вы ответили, что дело в другом. В чем? Почему только с вами? Потому что именно ваша энцефалограмма избрана в качестве… м-м…

– Тут действительно дело в другом, – ответил я, воспользовавшись его заминкой. – Дело в уже прекратившемся, судя по всему, процессе, – я тщательно подбирал слова, ощущая спиной присутствие Хари. – Том самом, свидетелями… и участниками которого все мы недавно были. Я просто снял с орбиты ракету… которую сам же ранее и запустил.

Трудно передать чувства, отразившиеся на лице Сарториуса после моих слов. Это был настоящий коктейль из недоумения, изумления, отвращения, разочарования и чего-то еще – если я правильно разобрался во всем этом.

– Ах, вот оно что… – пробормотал Сарториус и сверкнул на меня ледышками своих линз. – А я уже было подумал… – Кажется, основным чувством, которое он сейчас испытывал, было все-таки, судя по интонации, разочарование. – Вот так вы решили, доктор Кельвин… Что ж, извините за беспокойство.

Экран погас. Я повернулся и направился к своим книгам.

– Чего они все? – рассеянно спросила Хари, не отрываясь от игры. – Как-то вы странно общаетесь.

– Давай-ка без оценок, Хари, – довольно резко сказал я, вновь усаживаясь в кресло.

Она тут же бросила игру и замерла, опустив голову. Потом подошла ко мне, села на пол у моих ног, рядом со столиком, и положила голову мне на колени. И виновато сказала:

– Прости, Крис. Я ужасно глупая. Вечно лезу не в свое дело, да?

Она потерлась лбом о мои колени, и у меня заныло в груди. Я провел рукой по ее волосам – таким теплым, таким гладким… Господи, именно так говорила она мне… именно эти слова… там, у нас дома, на Земле…

И все-таки благо или нет ее возвращение?..

Она сидела у моих ног, я гладил ее волосы, и вновь шевельнулась в глубине сознания все та же страшненькая мысль. Черная Афродита Гибаряна. Ради нас с Хари. Ради Хари. Ради меня…

…А потом была ночь, и мы лежали рядом, и я целовал и ласкал ее, и она ласкала меня… Все было, как десять лет назад, на Земле, и в полумраке можно было представить, что мы действительно на Земле, в нашей спальне. Но там, внизу, под днищем Станции, неслышно плескался океан, и какие-то невидимые, но ощутимые токи исходили оттуда, пронизывая мое тело, проникая в мой мозг, заставляя тревожно сжиматься сердце. Воздух был пропитан эманацией чего-то чужого, чуждого, и Хари тоже была частицей этого чужого и чуждого, и дыхание ее было отзвуком дыхания океана – инопланетного монстра, способного творить грозные, ужасные чудеса…