Станция Мортуис - [6]

   На вопрос о том, кем же мне все-таки довелось быть, формальный ответ можно поискать, например, в некрологе. Только самое лучшее, часто самое лживое. К сожалению, во все времена стиль литературного содержимого любого официального некролога зависил в первую очередь от должности, которую в момент кончины занимал покойный, его человеческие качества не играли никакой роли. Так было и в пору моей молодости, и в пору моего увядания. С собственным некрологом мне посчастливилось ознакомиться еще до начала панихиды. Мои бывшие коллеги все же решились опубликовать его на страницах центральной прессы. Некролог присутствовавшим зачитал вслух мой двоюродный брат, исконный тбилисец и старый ловелас, так и не выучившийся как следует говорить по-русски, а я лежал себе в гробу и, дивясь комедии, поневоле вслушивался в реквием по себе самому. Благодаря витавшим в воздухе многочисленным репликам мне довелось узнать, что некролог представял собой приличного формата заметку на шестой полосе московских "Известий" (перепечатанную, разумеется, местными изданиями), с маленькой фотографией впридачу. В нем отмечались важнейшие вехи моей биографии: год рождения, учеба, научный и партийный стаж, и далее - "карьерные моменты", в такие-то годы занимал-де должность председателя жилищной комиссии Тбилсовета, с таких-то - на партийной и государственной работе; в такие-то - являлся заместителем и первым заместителем министра иностранных дел страны; в такие-то - вице-премьером Союза ССР; избирался членом республиканского, а затем и союзного ЦК; кандидатом, а затем и членом Политбюро; был депутатом республиканского и союзного Верховных Советов нескольких созывов, персональным пенсионером союзного значения, кавалером многих государственных наград. Некролог завершался трафаретной фразой, гласившей, что "светлая память о друге и товарище навсегда останется в сердцах тех, кто его знал" и подписью "группа друзей", свидетельствовавшими о том, что несмотря на крайне накаленную международную атмосферу, времена в стране стояли относительно либеральные. Знаете, это был некролог не из худших, неброский и фактически точно отображавший внешнюю сторону моей жизни. Меня и сейчас еще прошибает холодный пот, как подумаю, что мог быть и другой некролог, в "Правде", пышный, с большим ретушированным фото, с набором холодно-величественных выражении типа "куда бы ни посылала его партия...", с подписями руководства, все строго по ранжиру, там еще вспомнили бы про присущую мне скромность. И волей-неволей, не всегда все же послушная память возвращается к длинному серому дню, к тому самому заседанию Политбюро, когда и решилась, по сути, судьба еще не написанного, далекого еще некролога. Детали я припомню позднее, сейчас нет желания напрягать мозги или то, что от них осталось, а перед глазами маячит длинный, покрытый толстым зеленым сукном массивный стол и невозмутимые с виду люди, удобно расположившиеся на мягких, почти музейных стульях за этим столом, а во главе стола самый главный и, возможно, самый талантливый среди присутствующих человек с характерным прищуром глаз, которому явно не по душе слова что против моей воли срываются с языка, - это заметно по его стреляющим в упор зрачкам, по редким желвакам на скулах, по застывшим губам, которые только из вежливости не собираются в грозную гримасу. С меня хватит, память-стайер стремится прочь, она уже далеко от ставшего неудобным воспоминания и вновь концентрируется на некрологе.

   Ведь и до этой, скупой и маловажной отписки в непартийной газете нелегко было дослужиться. Вот вам и вся цена человеческой жизни. Причем жизни развернувшейся по вполне приличному сценарию: Рождение - Учеба - Работа - Женитьба - Дети - Старость - Больница - Смерть - Поминки (к ним готовились). Несмотря на безусловную схематичность как в качественном, так и в хронологическом отношениях, такой словесный ряд все же дает поверхностное изображение моего жизненного пути. Мог же он быть выражен каким-то иным словесным рядом, например: Рождение - Учеба - Увечье - Инвалидность - Смерть - Поминки, или Рождение - Улица - Преступление - Наказание - Деградация - Алкоголизм - Цирроз - Смерть. Да мало ли еще каким. И для всех вариантов истинно-общими явились бы слова Рождение и Смерть. Хорошо если есть дети. Но постепенно отойдут в лучший мир все кто тебя знал: жена, дети, внуки, "группа друзей" - все исчезнут бесследно. Недостаточно сотворить наследников, нужно еще оставить наследие; счастливы те, кто вправе сказать: "вон этот кирпичик в кладезь познаний и страстей человеческих заложен лично мною". И я, успей заложить свой кирпичик, мог быть по настоящему счастлив - тогда могло и не быть над моим остывшим изголовьем ненужных и пустых разговоров о моих воображаемых достойнствах. Но я опоздал. Грустно. И оправдываться неведением тоже не надо, оно всегда было мнимым и удобным как мягкая подушка - мое показушное неведение. Я мог оставить о себе совсем иную память, удостоиться совсем иных почестей. И пусть никто не храбрится и не заявляет, что это неважно, что концовка у всех отображающих отдельную человеческую жизнь словесных рядов одна и та же, что разницы нет. Человеку, в особенности же человеку властолюбивому, свойственно заботиться о величии своего уникального имени, и не ради потомства, а ради себя самого - хотя, как правило, такие люди (я отнюдь не исключение) при жизни предпочитают заниматься самообманом и нудно разглагольствовать об интересах дела, иногда даже искренне веря в это. А в общем, не только опоздал. Разбрасывался, ленился, не хотел насиловать себя, слишком считался с чужим мнением, перепутал приоритеты. Следовало поменьше оглядываться на царящий в миру и поныне закон джунглей и не отождествлять себя с хищником средней руки с гуманными наклонностями на сытый желудок. И пускай не было дано большого, истинного таланта, какие-то способности были, я уверен. Надо было попытаться.