Станция Мортуис - [37]

   От пережитого напряжения и всех тех заплетающихся, бессвязных мыслей, что гнездились в моем мозгу, у меня пересохло во рту. Я ощутил себя букашкой, комариком, в унынии и бессильной злобе бьющемся о стекло опрокинутого на него стакана.

   Живописный дачный поселок приоделся в вечерние покровы. Похолодало. Зябко передернув плечами я вскочил с заросшего мхом большущего камня и пнул тлеющий холмик ногой. Зола развеялась. Пора было возвращаться на шоссе и позаботиться о попутной машине. Я еще собирался успеть на именины моей подруги, веселье там было в самом разгаре. Жизнь продолжалась.

   X X X

   Там, наверху, ночь.

   Его величество Сон незаметно просочился к горожанам сквозь надежно запертые на засовы двери, плотно закрытые ставни, оконные решетки, сквозь микроскопические трещинки в стенах. Повинуясь монаршей воле слипаются мало-помалу веки у злых и добрых, трусливых и смелых, уродов и красавцев, бунтарей и охранителей. Она, грозная воля эта, отменяет законы дня ушедшего и оплодотворяет потаенные надежды спящих цветными фантазиями рассвета. Всем пришла пора видеть сны: взрослым и детям, профессорам университетов и следователям по особо важным делам, бедным студентам и богатым завмагам. Сомкнула веки, должно быть, моя бедная супруга; уснула, надо полагать, дочь; сладко посапывает мой маленький внучек, ворочается в постели зять. И только мне суждено бодрствовать вечно.

   В сей поздний час в моем подземном пристанище властвует тишина. День отошел, и вместе с бодрым гулом автобусных дизелей и птичьим пением автомобильных клаксонов улетучился и живой шум топающего над головой простого пешего люда, лишь изредка прошмыгнет запоздалая машина по великолепному творению дорожной техники, зеркально гладкому шоссе "Пастораль". Вначале слышится слабый комариный писк, он становится все тревожнее, а когда воздух и земля наконец вздрагивают от пронзительного визга над головой, я как наяву, как лет десять или тридцать тому назад, представляю себе Лицо. Усталое лицо утомленного буднями человека за баранкой. Обычного живого человека средних лет. Не вполне трезвого, излишне молодящегося - хотя предательская седая проседь на виске и выдает возраст, - мужчину в расцвете сил с не до конца еще исчерпанными запасами природного оптимизма. Да, я отчетливо вижу его лицо, умные глаза, высокий лоб, кажется, когда-то давным-давно мы даже были знакомы. Сегодня он задержался на даче у старого приятеля, в узком кругу отмечалась годовщина свадьбы Хозяина, и он поддался, будучи за рулем, опрокинул в себя парочку рюмашек. Всего парочку, это ведь совсем немного. И заметно повеселел. Алкоголь развязал ему язык и он наговорил много лестного соседке по застолью - симпатичной блондинке бальзаковского возраста, и она тоже мило и оживленно с ним болтала. Когда-то он ходил у нее в воздыхателях, давно забытые времена, и в глубине души был убежден, что и сейчас нравится ей. Еще чуть-чуть и он предложил бы ей вернутся в город вместе, на его машине и там, в пути, может и решился бы на что-то, она-то наверняка не прочь развеять скрытую печаль и пустоту, но, как назло, гостеприимные хозяева именно ее-то и упросили переночевать на даче, вот и пришлось в одиночестве мчать вниз, к родимой мягкой постели. Жене он порядком опостылел, та и не проснется наверное, да и ему сейчас хочется только одного - забраться под покрывало и уснуть. Итак, мой не очень трезвый водитель летит домой на всех парах и я начинаю беспокоиться за него. Ему следует соблюдать предельную осторожность. Когда родной дом так близок, особенно обидно нарваться на блюстителей порядка, это может дорого ему обойтись. В лучшем случае такая встреча основательно облегчит его бумажник. Берут, и ныне берут, как и полвека назад! И внимательным надо быть, нельзя клевать носом. До самого рассвета с улиц города изгнаны правила уличного движения, да и лихачей за полвека не перевелось, и катастрофа может подстерегать потерявшего бдительность водителя у ближайшего перекрестка. Вот тогда будет уже не до шуток, и в холодной квартире прозвучит тревожная телефонная трель, и долго еще придется кому-то ждать в длинном коридоре печального приземистого здания, пока равнодушная рука все на свете повидавшего и ко всему привыкшего эксперта не выпишет крупным четким почерком: "прекращение жизнедеятельности наступило в результате черепной травмы и последующего кровоизлияния в мозг", и вскоре после того, как свидетельство о смерти скрепят канцелярской печатью, по моему соседству поселится еще один бестелесный дух.

   Но вот автомобиль мирно промчался надо мной и на некоторое время вновь воцарилась тишина. Привычный ритм загробной жизни. Это подчиняясь ему красит по утрам небосвод багряная заря, чирикают ранние пташки, озаряет окрестности ласковыми лучами солнце. Без этого ритма мое подземное существование лишилось бы смысла, будущее растаяло бы в удушливом тумане мелкой повседневной суеты, навсегла возликовал бы мрак - вечный и неотвратимый. С трепетом дожидаюсь я рождения нового дня, гулкого топота шагов, всего того, что было вчера и позавчера, и не надо мне никаких изменений, ибо они вызывают в моей душе страх, а не надежду. Утро, солнце, вечер - и так до бесконечности, больше мне ничего не нужно. Ведь утро и солнце, там, наверху, - это утро и солнце жизни, которую ты покинул навсегда. Не знаю сколько раз сменяли утро и вечер друг друга с тех пор, как меня закопали в эту разрыхленную червями почву, по понятным причинам я лишен возможности делать зарубки на внутренней стороне гробовой доски, но, полагаю, что времени прошло не так уж мало, от нескольких недель до нескольких месяцев, но навряд ли больше. Наверху пока тишь да гладь, и боже упаси нас от урагана. К счастью, сила моего воображения пока вполне тождественна силе моей воли, и желание подняться, желание вернуться обратно, к своим, не опустошает мне душу. Будь у меня полная уверенность в том, что я всегда найду достаточно сил, чтобы совладать с подобным соблазном, я был бы счастливейшим из мертвых. Но такой уверенности я, к сожалению, не ощущаю, и не исключено, что в далеком завтра мне вновь предстоит погибнуть - уже от тоски, и душа моя будет дотла выжжена ею, и тогда мне ничто уже не поможет. Разве что на земле изобретут способ оживлять мертвецов. Причем без всякого клонирования. Клон, что там ни говори, это индивид, в сущности - чужая личность, а настоящее оживление - совсем другое дело.