Станция Мортуис - [32]
...Он всегда будет хранить о том своем сокурснике самые теплые воспоминания. Замминистра зевает и сладко потягивается в постели. Хорошее настроение постепенно возвращается к нему. О четвертом управлении, о больничной палате, наконец о когда-то случайно попавшихся на глаза строчках из чужого учебника "Больной Д., сорока двух лет, поступил в стационар с симптомами...", понемногу забывалось. Мысли стали более земными и здоровыми. Ни разу не приходилось ему пока жалеть о принятом тогда решении, он и в самом деле нашел себя.
Радиола верещит.
"Наши корреспонденты передают из-за рубежа...".
Воображение рисует серьезных и солидных людей в серых костюмах, с кейсами в руках и портативными диктофонами в петлицах. Вот один из них, с хорошо уложенным пробором и со складным зонтиком под мышкой, садится в такси где-нибудь на Стрэнде, а другой профессиональной скороговоркой задает точно выверенные вопросы всемирно известному и весьма импозантному скульптору-монументалисту в мексиканском сомбреро на голове...
...Поначалу приходилось нелегко. Но ему с самого начала удалось, что называется, "поставить себя". Став сотрудником Центра он стремился не только оправдать доверие своего рекомендатора, - хотя и это, конечно, присутствовало, - но и как можно быстрее овладеть тонкостями своего нового ремесла. Он очень хотел хорошо работать, утвердиться в непривычном окружении, доказать себе и другим, что "выходцу" из точных наук социологические изыски нипочем. В широкой эрудиции и умении рационально, логически мыслить ему невозможно было отказать - накопленные им ранее знания и опыт послужили неплохим подспорьем. Впервые в жизни став, благодаря усилиям своего приятеля, небольшим, но начальником, он решил обращаться со своим новым статусом так же осторожно, как хирург со скальпелем. Сгусток воли и энергии, он по мере сил и возможностей старался довести до конца каждое начатое дело, строго контролируя деятельность своих, таких же молодых как и он сам, подчиненных. Не обладая - в чем он сам себе, бывало, признавался - по настоящему независимым характером, он, тем не менее, довольно скоро овладел византийским искусством "конструктивно фрондировать", т.е. публично высказывать неочевидное и немножко "крамольное" мнение тоном человека, искренне заинтересованного в улучшении существующего - разумеется, всегда несовершенного - положения. Медленно - но верно - в иных цековских кабинетах о нем составлялось мнение, как о личности при необходимости способной в интересах дела отстаивать отличные от взглядов непосредственного начальства взгляды.
Центр, кроме всего прочего, занимался сбором и обработкой самых разнообразных сведений, имевших прямое или косвенное отношение к мотивации социального поведения студенческой - в первую очередь - молодежи. На его долю руководителя молодежного сектора доставалось регулярное составление окончательного "экстракта", который затем за его подписью направлялся директором Центра в высшую инстанцию под грифом "секретно". Некоторая нестандартность; умеренная, если так можно выразиться, смелость; грамотная, но не переходящая в дурной тон острота четких формулировок; резковатые, критичные, но всегда лояльные рекомендации, видимое усердие в сочетании с очевидной наблюдательностью, - все это привело к тому, что подготовленные в его секторе доклады стали обращать на себя внимание власть имущих. Всего за неполный год деятельности за ним утвердилась репутация дельного, компетентного и перспективного молодого руководителя новой формации. Он явно метил, как говорится, на повышение.
"...Империалистическая агрессия в Западной Африке должна быть немедленно прекращена, а войска агрессора выведены из...".
И оно, это повышение, не заставило себя ждать. В один поистине прекрасный день его вызвал к себе директор Центра и торжественно, выйдя из-за стола, объявил ему о принятом решении. Ему только и оставалось, что поблагодарить директора за оказанное высокое доверие. Возможно, директор был лишь передаточной инстанцией, но в приватной беседе приятель-консультант решительно отклонил его подозрения. Ну да ладно, неважно было кто, важно - что. И в назначенное время предвыборное собрание коллектива сотрудников Центра выдвинуло его кандидатуру на очередные выборы в Городской Совет Депутатов Трудящихся. В партию же его приняли практически минуя кандидатский стаж - Элефтерос и тут не подвел.
...Неужели он все-же уснул? Что это за пауки и паучки лезут к нему из-под кровати? Да нет, из-под земли - пауки с человеческим лицом. О боже, что за монструозный кошмар ему снится, а он так рассчитывал на отдых...
X X X
Наконец подошла моя очередь и мне наконец удалось втиснуться на заднее сиденье потрепанного маршрутного такси. Две дородные пассажирки тесно прижали меня к дверце, машина задребезжав тронулась с места, и я покрепче прижал локтем к колену разбухший черный портфель. Время от времени мои губы неудержимо расплывались в глупой улыбке. Я слишком живо представил себе изумление, которое, вне сомнения, овладело бы моими невольными попутчицами, раскройся вдруг перед ними тайна безобидного с виду портфеля.
Есть места на планете, которые являются символами неумолимости злого рока. Одним из таких мест стала Катынь. Гибель самолета Президента Польши сделала это и без того мрачное место просто незаживающей раной и России и Польши. Сон, который лег в первоначальную основу сюжета книги, приснился мне еще до трагедии с польским самолетом. Я работал тогда в правительстве Президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова министром и страшно боялся опоздать на его самолет, отправляясь в деловые поездки. Но основной целью написания романа стала идея посмотреть на ситуацию, которую описывалась в фильмах братьев Вачовских о «Матрице».
«…Половина бойцов осталась у ограды лежать. Лёгкие времянки полыхали, швыряя горстями искры – много домашней птицы погибло в огне, а скотина – вся.В перерыве между атаками ватаман приказал отходить к берегу, бежать на Ковчег. Тогда-то вода реки забурлила – толстые чёрные хлысты хватали за ноги, утаскивали в глубину, разбивали лодки…».
Гротескный рассказ в жанре альтернативной истории о том, каким замечательным могло бы стать советское общество, если бы Сталин и прочие бандиты были замечательными гуманистами и мудрейшими руководителями, и о том, как несбыточна такая мечта; о том, каким колоссальным творческим потенциалом обладала поначалу коммунистическая утопия, и как понапрасну он был растрачен.© Вячеслав Рыбаков.
Продолжение серии «Один из»… 2060 год. Путешествие в далекий космос и попытка отыграть «потерянное столетие» на Земле.
Вор Эддиса, мастер кражи и интриги, стал царем Аттолии. Евгенидис, желавший обладать царицей, но не короной, чувствует себя загнанным в ловушку. По одному ему известным причинам он вовлекает молодого гвардейца Костиса в центр политического водоворота. Костис понимает, что он стал жертвой царского каприза, но постепенно его презрение к царю сменяется невольным уважением. Постепенно придворные Аттолии начинают понимать, в какую опасную и сложную интригу втянуты все они. Третья книга Меган Уолен Тернер, автора подростковой фэнтэзи, из серии «Царский Вор». .
Что, если бы великий поэт Джордж Гордон Байрон написал роман "Вечерняя земля"? Что, если бы рукопись попала к его дочери Аде (автору первой в истории компьютерной программы — для аналитической машины Бэббиджа) и та, прежде чем уничтожить рукопись по требованию опасающейся скандала матери, зашифровала бы текст, снабдив его комментариями, в расчете на грядущие поколения? Что, если бы послание Ады достигло адресата уже в наше время и над его расшифровкой бились бы создатель сайта "Женщины-ученые", ее подруга-математик и отец — знаменитый кинорежиссер, в прошлом филолог и специалист по Байрону, вынужденный в свое время покинуть США, так же как Байрон — Англию?