Стамбульский ребус - [2]

Бог смотрел на Царя. Но тот уже не обращал внимания на Бога. То ли впечатленный видом крови, которая лилась на него, то ли повинуясь первобытному инстинкту, он никак не мог отвести взгляд от только что убитого животного. Ярость в глазах быка угасала, теперь они глядели беспомощно и печально. Царь не жалел о содеянном; сердце его наполнилось покоем: он исполнил свой долг. Но отчего-то не мог перестать смотреть в тускнеющие глаза своей жертвы.

Звезда и полумесяц

Оцепеневший взгляд жертвы был прикован к Ататюрку. Мужчина выглядел лет на пятьдесят: глаза темные, руки закинуты за голову, ладони соединены будто в молитве. Запястья связаны нейлоновым шнуром. Ноги раскинуты и повернуты к морю. Прямые, подернутые серебром волосы разлетелись по мрамору; воротник жакета из табачного цвета кожи и бежевая рубашка потемнели от запекшейся крови. Если бы не элегантная бородка с проседью, я бы с легкостью увидел глубокий порез на горле жертвы. Он-то, вероятно, и стал причиной смерти. Не раз мне доводилось видеть картины, подобные этой, но то ли из-за раннего утра, то ли по причине приближающейся старости, взглянув на труп, я вдруг почувствовал тошноту. Повернулся в сторону моря — воды его понемногу светлели.

Прямо передо мной проплыли два городских пароходика — пара крепких морских трудяг. Каждый оставлял после себя пенный след на слегка подрагивающей голубизне вод. В районе Сарайбурну дул легкий ветерок. Занимался молочно-голубой рассвет. Удивительный запах моря заполнил все вокруг. Деревья у подножия дворца, отделенного от нас асфальтовой дорогой, уже давно покрылись цветами. Кажется, вот-вот начну вспоминать старые добрые дни, Стамбул моего детства. Размытые виды, обрывочные звуки, осколки событий… Но нет, ни одно воспоминание не всколыхнулось в памяти. Внезапно я почувствовал на себе тяжелый взгляд. Поднял голову и вздрогнул: увядающий полумесяц на небе изучающе всматривался в меня.

Я думал, месяц, уступая утру, должен убывать, но он, напротив, рос, и с каждой минутой очертания его становились все более отчетливыми. От холода я дрожал как осиновый лист. Отвернулся от месяца. Поднял воротник пальто.

— Неужто совпадение? — голос скользнул эхом по маленькой площадке и утонул в конвульсиях моря. Это наш проныра Али интересуется. Он замер, уставившись на памятник Ататюрку. Было совершенно непонятно, к кому именно он обратился. Зейнеп среагировала быстрее меня:

— Что еще за совпадение?

Ее красивое лице выражало смятение, будто девушка упустила что-то важное. Рукой с повизгивавшей рацией Али указал на бронзового Ататюрка.

— То, что жертву оставили прямо перед памятником. — Он вопросительно посмотрел на меня. — Что скажете, инспектор? Совпадение?

Не зная, что ответить, я подошел к статуе. Одетый в светское платье Мустафа Кемаль погружен в глубокие думы. Взгляд устремлен на голубые воды. Я промолчал, поэтому Зейнеп продолжила вместо меня:

— То есть как? Хочешь сказать, это жертва Ататюрку?

— Думаешь, такое невозможно? — голос Али был спокоен, будто он рассказывал о чем-то вполне заурядном. — Каких только маньяков у нас нет…

Он прав, но раньше я никогда не слышал, чтобы Мустафе Кемалю приносили человеческие жертвы.

— Нет, — прошептала Зейнеп, вновь возвращаясь к осмотру убитого, — мне кажется, это стечение обстоятельств. Если бы его принесли в жертву, то умертвили бы прямо здесь.

Правой рукой в резиновой перчатке она указала на мрамор под головой трупа.

— Тут нет пятен крови. Тело перенесли уже после убийства. Не думаю, что преступление как-то связано с Ататюрком.

— Не знаю, не знаю… — Али, кажется, собирался продолжить спор, но его слова утонули в гудке автопарома, который проплывал мимо, разрезая волны. Приглушенный сигнал напоминал рев дикого первобытного зверя и уже начал стремительно угасать, когда снова раздался голос Зейнеп:

— Здесь кое-что есть.

Она попыталась вытащить из связанных рук трупа какой-то предмет.

— Что-то металлическое… Есть, достала!

Это была круглая вещица, которую Зейнеп сжимала указательным и большим пальцами.

— Монета, — пробормотала она. — И похоже, старинная.

Али попытался прочесть надпись:

— По кромке идут буквы, а в центре — гравировка… Что это может быть?

Без очков мне ни за что не разглядеть рисунок на монете, его с трудом разбирал даже зоркий Али. Но только я собрался достать очки из внутреннего кармана пиджака, как Зейнеп воскликнула:

— Кажется, это звезда. А тут еще и месяц! — Она посмотрела на меня распахнутыми от удивления глазами. — Верно, месяц, а прямо по центру — звезда. — Немного замявшись, девушка добавила странным голосом: — Точь-в-точь как на нашем флаге.

Византий

В лаборатории было темно. На экране высветилось яркое изображение монеты. Я смотрел на звезду, ее очертания были слегка размыты. Она как будто бы приютилась внутри полумесяца, поднявшего вверх свои тонкие рожки. По периметру монету обрамляло слово из девяти букв.

— Что за язык? — спросила державшая линейку Зейнеп. — Это не турецкий… Русский?

— Нет, — возразил я уверенно. — Это греческий.

Зейнеп и стоявший рядом Али повернулись и вопросительно посмотрели на меня. Мол, с чего я это взял?