Стамбульский ребус - [166]

— Все верно. Ты прав, в тот день стоял очень сильный туман. Почти ничего не было видно. Стамбул, казалось, полностью исчез…

— Странное было утро, — тихо прошептал Демир. — Мы не видели ничего вокруг, кроме самих себя. А море выглядело так, будто его похитили какие-то мифические существа.

Когда Демир, самый здравомыслящий из всех нас, начал говорить о таких таинственных вещах, я не выдержал:

— Никто ничего не похищал. Просто был очень сильный туман. Нам в тот день не повезло во всех смыслах. Мы болтались в море до утра, но так ничего и не поймали.

— Как бы там ни было, — подытожил Демир, — это случилось именно в тот день. Мы отлично провели время, все было тип-топ… Ты поднялся и сказал, чтобы мы взглянули на эту красоту. Но потом вдруг вышел из себя и начал говорить о том, что всю красоту уничтожают, разрушают наш город… Но мы совершенно бессильны, ничего не можем с этим поделать…

— Я правда так говорил? Не помню ничего подобного.

— Именно так ты и сказал, — подтвердил Йекта. — Раньше я не замечал, чтобы в тебе было столько ненависти и отвращения. В тебе полыхала злоба. Ты сказал, что нужно уничтожить всех, кто вредит нашему городу. Всех до одного.

— Да ты что? Я бы не смог.

Демир простодушно посмотрел на меня.

— Но ведь сказал же… Мы даже повздорили с тобой из-за этого. Я стоял на том, что убивать неправильно. Ты согласился, а потом сказал, что преступников ловят, но сразу же отпускают… Закон работает лишь отчасти. Правосудия нет. На улицах полно убийц, воров, мошенников — они разгуливают тут и там, ничего не боятся. И если бы только можно было взять оружие и…

Моя память молчала.

— Ребят, вы сильно ошибаетесь… Убийство — это не по мне. По какой бы причине оно ни совершалось.

— Ты был пьян, Невзат. Может, тогда перед нами наконец предстал настоящий ты, без формы полицейского.

— Не думаю… — ответил я, ощутив сильное желание сказать что-то в свою защиту, хотя ни у одного из моих друзей не было причин говорить неправду. — Должно быть, я перебрал с алкоголем и перестал соображать.

— Да, ты сильно напился. Утратил здравомыслие.

— Значит, я нес полную чушь, — ответил я и протянул руку к своему стакану. — Если я сказал, что выродки, живущие в моем городе, заслуживают смерти, то признаю: был не прав. — Я поднял стакан. — Давайте выпьем.

Евгения откликнулась первой:

— За жизнь, а не за смерть!

Друзья повторили за ней:

— За жизнь!..

Но после того как мы выпили, разговор об убийцах продолжился. Точнее, я снова заговорил об этом.

— И все-таки, Йекта, куда, по-твоему, подбросят следующую жертву?

На этот раз никакой острой реакции от нашего поэта не последовало.

— Я не знаю логики этих людей, но на их месте я бы выбрал мечеть Сулеймание, — ответил он. — Просто это самое выдающееся здание эпохи султана Сулеймана Кануни, вершина архитектуры и мощи Османской империи и, разумеется, одно из величайших творений архитектора Синана, а ведь он возвел сотни построек.

— Сотни? — удивленно спросила Евгения. — Ты серьезно? Неужели он действительно столько всего построил?

Четко проговаривая каждое слово, Йекта подтвердил:

— Четыре сотни построек. Сложно назвать точное число, но историки приписывают ему четыреста построек. И это не только в Стамбуле, его строения разбросаны по всей территории бывшей империи, от Эдирне до Дамаска. Например, мечеть Селимие, которую он называл своим лучшим творением, находится в Эдирне. Помимо мечетей, он спроектировал и построил различные медресе, тюрбе, приюты, больницы, бани, гостевые дворы, караван-сараи, торговые ханы[56], акведуки, мосты, особняки и дворцы… Да, и все это удалось ему за одну человеческую жизнь…

— Но он долго жил… — вставил я, вспоминая информацию, которой делилась со мной моя мама. — Почти до ста лет.

— Да, больше девяноста, еще немного — и до ста бы дотянул. Но даже для столетней жизни такого количества творений предостаточно.

— Не стоит забывать, что за ним стояла огромная империя, — заметила Евгения. — Он жил во времена наивысшего процветания и богатства Османов.

— Естественно. Без поддержки государства он бы никогда не смог создать столько шедевров. Да, он был архитектором империи и именно благодаря этому покровительству смог создать все это великолепие. Но лично я считаю, что его главным творением стал этот город. Его наследие есть почти в каждом уголке Стамбула. Не только на историческом полуострове или в пределах городских стен — архитектор Синан предстает перед нами в каждом уголке города. Он возвел мечеть даже у нас в Балате. Мечеть Ферруха Кетхюда в Айвансарае…

— Не забудь про мечеть в Драмане, — добавил я. — Как она называется?

— Мечеть Юнуса-бея.

— И еще одна! — воскликнул Демир. — В Эгрикапы, рядом с темницей Анемас…

— Мечеть Иваза-эфенди… Но и это не полный список. Их все не сосчитать. Мечеть Кара Ахмеда-паши в Топкапы, мечеть Заль Махмуда-паши в Эйюпе, мечеть Синана-паши в Бешикташе, сад которой разрушили, построив на его месте дорогу, и тюрбе Барбароссы Хайреддина-паши в парке напротив. В азиатской части Стамбула — мечеть Михримах-султан в Ускюдаре. Там же, на набережной, — изящная мечеть Шемси Ахмеда-паши… Мечеть муллы Челеби в Фындыклы, миниатюрная копия Святой Софии — мечеть Кылыч Али-паши… А вы знали, что Сервантес, автор «Дон Кихота», был поденщиком в мечети Кылыч Али-паши?