Стамбульский бастард - [7]

Вот еще один муэдзин присоединился к хору мечетей. Эхо расходилось, как круги по воде. Странное дело, но тут, в палате, Зелиха вдруг стала волноваться о том, что опоздает к ужину. Интересно, что сегодня будет на столе и кто из сестер готовил. У каждой было свое фирменное блюдо, и предпочтения Зелихи зависели от того, кто сегодня стоял у плиты. Ей страшно хотелось фаршированных зеленых перцев, а это было особенно мудреное блюдо, ведь все три сестры готовили его на свой манер. Фаршированные… зеленые… перцы… Она дышала все медленнее, а паук начал опускаться. Зелиха старалась не отрывать взгляда от потолка, но чувствовала, как неуклонно удаляется из палаты и от присутствующих в ней людей. Она вступила в царство Морфея.

Все здесь было слишком ярким, почти глянцевым. Медленно и осторожно она шла по мосту, с трудом пробираясь среди потока машин и пешеходов, мимо рыбаков, застывших в неподвижности, которую нарушали лишь извивавшиеся на удочках червяки. Булыжники под ногами шатались, и, содрогнувшись, она поняла, что под ними ничего нет, только пустота. Вскоре она с ужасом осознала, что наверху было то же, что и внизу, и булыжники дождем сыпались с синего неба. С каждым падавшим с неба булыжником другой булыжник исчезал из мостовой. Над небом и под землей была лишь ПУСТОТА. Булыжники падали с неба, и каждый пробивал дыру внизу, дыра становилась все шире и глубже, и Зелиху стала охватывать паника, вдруг ее тоже без следа заглотит голодная бездна. «Нет!» – кричала она падавшим под ноги камням. «Нет!» – приказывала машинам, но те неслись на нее с бешеной скоростью, переезжали ее и неслись дальше. «Нет!» – умоляла она толкавшихся пешеходов. «Нет, пожалуйста!»

Зелиха очнулась в какой-то незнакомой комнате. Она была одна. Ее мутило. Она не знала и не хотела знать, как она здесь оказалась. Она ничего не чувствовала, ни боли, ни горя. Похоже, решила она, победа осталась за безразличием. Выходит, что на белом столе в соседней палате абортировали не только ее ребенка, но и все ее чувства. Быть может, все не так безнадежно. Быть может, теперь и она сможет пойти на рыбалку и часами стоять неподвижно, не досадуя на то, что осталась за бортом, а жизнь промчалась мимо, словно быстроногий заяц, на которого можно смотреть издали, а вот поймать – никогда.

– Ну, вот вы и вернулись наконец-то! – Секретарша стояла в дверях, подбоченившись. – Господи, мы такого страха натерпелись! Ну вы нас и напугали. Да вы хоть представляете, как вы визжали? Это был такой кошмар!

Зелиха лежала неподвижно и даже не мигала.

– Люди на улице, должно быть, подумали, что мы вас тут убиваем… Странно, как это к нам полиция не нагрянула.

Да потому, что это стамбульская полиция, а не брутальные копы из американских фильмов, подумала Зелиха и наконец позволила себе моргнуть. Она так и не поняла, чем достала секретаршу, но уж точно не стремилась злить ее еще больше, и поэтому сказала в свое оправдание первое, что пришло в голову:

– А может быть, я кричала, потому что мне было больно?

Но это, казалось бы, неопровержимое оправдание было разбито в пух и прах.

– Не могло вам быть больно. Это никак невозможно, ведь доктор… доктор не смог провести операцию. Мы вас пальцем не тронули.

– Что вы хотите сказать? То есть? – Зелиха запнулась не столько в ожидании ответа, сколько пытаясь осознать смысл своего же вопроса. – Вы хотите сказать, что вы не…

– Нет, мы ничего не сделали. – Секретарша вздохнула и схватилась за голову, словно чувствовала приближение мигрени. – Вы кричали как резаная. Доктор к вам и подступиться не мог. Вы ведь не отключились, дорогая, ничего подобного. Сначала вы принялись нести всякий бред, а потом стали визжать и материться. Я пятнадцать лет работаю, но ничего подобного не видела. Наверное, на вас морфий в два раза позже подействовал.

Зелиха подумала, что секретарша немного перебарщивает, но спорить не стала. За два часа, проведенные у гинеколога, она поняла, что пациенты тут разговаривают только тогда, когда их о чем-то спрашивают.

– А когда вы наконец отключились, нам все равно не верилось, что вы снова не завизжите, поэтому доктор предложил подождать, пока вы не придете в себя. «Если будет настаивать на аборте – потом сделаем», – так он сказал. Поэтому мы вас перенесли сюда и положили спать. А уж поспали вы на славу…

– То есть вы не сделали… – Сейчас Зелиха не могла произнести это слово, еще недавно столь смело сказанное при посторонних. Она положила руку на живот и посмотрела на секретаршу, словно моля об утешении, на которое та была способна меньше чем кто-либо.

– То есть она все еще там?

– Ну, вы не знаете, он это или она, – заметила между прочим секретарша.

Но Зелиха знала, просто знала.

Несмотря на сгущавшиеся сумерки, казалось, только рассветало. Дождь перестал, а жить стало хорошо и почти легко. К пробкам на улицах прибавилась еще и слякоть, но после дождя пахло такой свежестью, что во всем городе повеяло чем-то волшебным. Там и сям дети топали по лужам, c наслаждением предаваясь этому маленькому греху. Если и было время грешить, то именно сейчас, в эту краткую минуту. В такие мгновения Аллах кажется не только всевидящим, но и заботливым. В такие мгновения Он словно становится ближе.