Стамбул. Перекресток эпох, религий и культур - [137]

Для понимания османской эпохи следует заглянуть вглубь истории. Pax Ottomana сменил Pax Romana – но султаны, подобно римским императорам, расширяли и поддерживали границы своих необъятных владений силой оружия. Археология занимала важное место в системе османского ориентализма – идеологии, определявшей Порту как преемницу восточных империй прошлого и властительницу региона в настоящем и будущем. Такая позиция привела к тому, что подданные султана считали себя народом с древней историей, к которой в действительности не имели отношения. Западные археологи вывозили найденные при раскопках предметы в Европу – и, по мнению османов, незаконно присваивали себе их великое наследие.

Американский историк ливанского происхождения Усама Макдиси рассказывает об одном эпизоде «археологической войны» между европейскими державами и султаном Абдул-Меджидом I. В 1860 году османские чиновники нанесли на карты Горный Ливан (хотя он официально находился в составе Порты с 1516 года). После этого знаменитые руины Баальбека были «открыты» заново – теперь уже «цивилизованными» османами. Баальбек считался обязательным для посещения западными путешественниками – чтобы попасть туда, они ехали из Бейрута по дороге, ведущей в Дамаск. Это была тяжелая поездка – но в 1860 году османы наладили каретное сообщение и взимали за посещение руин плату в 1 серебряный меджидие[88]. Таким образом, они приписали себе достижения финикийской, греческой и римской цивилизаций.

Османский интерес к доисламскому прошлому Востока представлял собой шаг по инкорпорации Порты в европейскую современность. Большую роль в этом сыграло основание стамбульского Археологического музея (1869) и назначение его директором Османа Хамди-бея (1881). Сын великого визиря Ибрагима Эдхема-паши, Хамди-бей был талантливым живописцем. Он организовал десятки выставок, упорядочил коллекцию Топкапы и учредил стамбульскую Академию искусств[89].

Его полотна до сих пор вызывают в Турции ажиотаж: турки скупают их на международных аукционах и везут на родину, ибо Хамди-бей – это крупный национальный художник.

Новоиспеченный директор музея с энтузиазмом взялся за дело: под его руководством начались раскопки финикийских и эллинистических памятников на территории Османской империи. В 1884 году Хамди-бей обратился к Абдул-Хамиду II с просьбой запретить вывоз древностей из Порты. Соответствующий закон, изданный в том же году, породил османскую монополию на древности. Находки, обнаруженные во время экспедиций Хамди-бея, пополнили экспозицию Археологического музея.

Подобно Арабскому халифату, Порта на несколько веков объединила Ближний Восток – однако, несмотря на поздние попытки реформирования, султанская власть была абсолютной, а экономические институты – экстрактивными (ориентированными на изъятие ресурсов в пользу правящей элиты). Торговля в Стамбуле находилась в руках привилегированных лиц. Частной собственности не было – все принадлежало падишаху. Налоги и военные трофеи представляли собой главный источник доходов. Султан назначал на места чиновников, которые нередко злоупотребляли своими полномочиями. В итоге Порта упустила момент для промышленной революции.

На османах лежит ответственность за частичное исчезновение культурного наследия завоеванных территорий. Например, среди дамасских оружейников существовала традиция дарить султанам стальные заготовки для мечей, которые именовались «яйцами», ибо из них «вылуплялись» хищные и кровожадные «птицы». В XV веке при Мех-меде II лучших оружейников привезли из Дамаска в Стамбул и заставили работать в кузнице рядом с дворцом Топкапы. Османы надеялись завладеть секретом изготовления легендарной дамасской стали, но сирийские мастера умели хранить свои тайны. Кузница действовала до 1640-х годов, а затем пришла в упадок – при Ибрагиме I ее разрушил начальник стамбульской таможни. Древняя технология исчезла.

В то же время османы не боялись открывать мир. Могущество Порты во многом базировалось на силе торгового и военного флота. История сохранила имена выдающихся османских капудан-пашей: Пири-реиса, Кылыча Али-паши, Джезаирли Гази Хасана-паши – и, конечно, Хызыра Хайреддина-паши.

Подобно главе Священной Римской империи Фридриху I, Хайреддин-паша получил прозвище «Барбаросса» («Рыжебородый»). В 1518 году после гибели старшего брата, правителя Алжира, Хайреддин-паша провозгласил себя алжирским султаном и признал верховную власть Порты. Он боролся с испанцами – когда 17 августа 1518 года испанский флот подошел к городским стенам Алжира и потребовал капитуляции, Барбаросса отказался. Паше повезло: внезапно начался шторм, который уничтожил 26 вражеских кораблей – расправиться с остальными для османов не составило особого труда. Таким образом, за 70 лет до гибели Непобедимой Армады испанцы потерпели поражение при схожих погодных условиях. Если учесть, что Барбаросса, как и Фрэнсис Дрейк, промышлял пиратством, то аналогия становится окончательной.

Заметив успех Хайреддина-паши, Сулейман I назначил его капудан-пашой и бейлербеем Африки. Хайреддин-паша превратился в важного вельможу и поселился в Бешикташе – в великолепном дворце на берегу Босфора. Старый адмирал любил прогуливаться по городу со львом на поводке (в XVIII веке этой привычкой отличался еще один флотоводец и морской разбойник, Джезаирли Гази Хасан-паша – памятник у пристани Касымпаша изображает его, выгуливающего льва). Сегодня о Хайреддине-паше в Стамбуле напоминают бульвар Барбароссы, проходящий через Бешикташ и Шишли; памятник на площади Бешикташ; хаммам Чинили в Ускюдаре, построенный в 1540-х годах по заказу корсара самим Мимаром Синаном, – и, конечно, мавзолей в Бешикташе. Долгое время корабли, выходя из бухты Золотой Рог, отдавали салют перед тюрбе Хайреддина-паши, а команды возносили молитвы в честь величайшего оттоманского мореплавателя и флотоводца.