Стальной шквал - [36]

Стрельба прекратилась, самолет скрылся из виду. Все вышли из укрытия. Только Куусисто не показывался. Он сидел в землянке, забившись в угол, бледный как полотно. Сердце билось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Прошло изрядно времени, прежде чем он решился выглянуть из блиндажа. Но и там, у выхода, онеще долго прислушивался, пока не убедился, что угрозы больше нет.

«Какое счастье, что никто не заметил, — подумал он, с трудом сдерживая дрожь. — Что это со мной? Какой позор!.. Нет, больше это не должно повториться!»

Куусисто в самом деле было ужасно стыдно. Он сам не понимал, как он спрятался в землянку. Какой-то необъяснимый ужас овладел им. И хоть он старался оправдывать себя тем, что, мол, не привык еще к фронтовой жизни, но где-то глубоко в душе было мучительное чувство, которому он не находил названия. «Неужели я такой жалкий трус? Нет, черт возьми, больше я не побегу, хоть земля провались!»

Ниеминен, пылая от возмущения, подошел к сержанту, который руководил огнем:

— Вся стрельба пошла к черту! Даже близко не попали. Может, у вас пушки не в порядке?

Толстый, добродушного вида сержант окинул его долгим взглядом и усмехнулся:

— А что, разве надо было попасть?

— Так небось для того и пальбу подняли!

Сержант ничего не ответил, а отвернулся и стал что-то писать. Ниеминен заглянул через его плечо. Сержант писал отчет об обстреле самолета, об израсходованных боеприпасах и о результатах. «Разрывы снарядов были видны возле самой машины. Очевидно, самолет получил повреждения».

Ниеминен так и ахнул. Сержант оглянулся на него и тихо сказал:

— Благодари судьбу, что не попали. Ты это еще поймешь, герой.

Ниеминен пошел прочь, шипя от злости. Хейккиля, Хейно и Саломэки сидели на крыше землянки и смотрели на пушки, торчавшие по обеим сторонам.

— Они стреляют с чертовской скоростью. И калибр порядочный — сорок миллиметров, наверно. Из таких если дать прямой наводкой, соседу жарко придется.

— О чем ты там с сержантом толковал? — полюбопытствовал Хейккиля, когда Ниеминен подошел к ним.

— Черт знает — процедил Ниеминен, задыхаясь от возмущения; —Я думаю, эти зенитчики просто гады.

Он рассказал, что ему ляпнул сержант, и презрительно плюнул:

— Боятся попасть! Ну, черт возьми, если так воевать…

Хейккиля смотрел на Ниеминена с улыбкой.

А может, оно и лучше, что не попали? Хоть кофе сварим спокойно.

Ниеминен сердито хмыкнул и пошел в землянку. Хейно поглядел ему вслед и сказал:

— Теперь у него снова начнется припадок военной горячки.

Хейккиля не отвечал. Он подобрал сброшенную с самолета листовку и разглядывал ее.

— Тут много имен. Что это за часть Пярми? Я к тому, что если из одной части перебегает столько народу…

— То, стало быть, все сплошь коммунисты подобрались, — усмехнулся Хейно. — Так, по крайней мере, Яска считает.

Хейккиля положил листовку в нагрудный карман.

— Думаешь, понадобится? — спросил Саломэки.

— Кто его знает… Пусть будет, на всякий случай. Может, хоть не сразу убьют, если попадешься им в руки.

Саломэки встал и пошел по тропке за землянку.

— Куда направился? — окликнул его Хейно.

— В сортир! Брюхо схватило!

Он скрылся в дощатой будочке, а Хейно сказал Хейккиля:

— Ишь ты, как его разобрало. Что-то у парня, видно, прохудилось. Ты заметил? Он же там и днюет и ночует.

Хейккиля так и прыснул:

— Конечно, человеку столько страдать приходится, что и не удивительно.

Он вспомнил разговоры Саломэки в Выборгской казарме и засмеялся так, что его пухлые щеки стали пунцовыми и заколыхались, точно малиновый мусс. Ниеминен высунулся из землянки:

— Идите, кофе пить. А потом спать. Ночью придем рыть окопы, сержант сказал.

Вышли в сумерках. Сержант шел впереди и объяснял обстановку.

Он там все видит, не забывайте об этом ни на минуту. У него наблюдатели постоянно дежурят у стереотрубы и следят за каждым нашим движением. И стреляют без промаха. Днем ничего сделать невозможно. Да и ночью не больно-то. Он лупит с железной дороги, из двенадцатидюймового.

Сержант посмотрел на часы:

— Чья очередь дежурить?

— Сейчас там Юсси Леппэнен. Ты же должен его сменить. — Хейккиля кивнул на Куусисто. — Что же ты не выдерживаешь распорядок?

— Забыл совсем! Так я, значит, останусь на дежурстве!

Куусисто оставался с великой охотой, потому что от слов сержанта у него похолодело внутри. «Лупит из двенадцатидюймового! Это же снаряды — как поросята!»

У «пушки они сперва не нашли никого. Потом услышали в кустах посапывание. Юсси спал так крепко, что насилу его добудились. Лайне вскипел:

— Мальчишка! Молокосос! Что-бы ты сказал, если бы нагрянула проверка? Или разведчики противника? Проснулся бы по ту сторону фронта. Чтоб это было в «последний раз!

Юсси, зевая, протянул свой автомат Куусисто.

— Я думал только ноги вытянуть, а потом не заметил, как заснул, и забыл, что на свете война.

— Господин сержант! — спросил Куусисто, озираясь по сторонам. — Неужели русские сюда заходят?

— Заходят и подальше. Будь осторожнее. Однажды утащили часового среди бела дня.

Они пошли дальше. Куусисто остался на пост возле пушки, держа под мышкой автомат. Потом он спрыгнул в окопчик и, осторожно поднимая голову над бруствером, вглядывался в темноту. Где-то впереди раздался слабый выстрел, и в небо взвилась осветительная ракета. «Неужели эта линия так близко?»