Стальной шквал - [107]

— Эти парни что-то не похожи на голодающих, — сказал Ниеминен. — Елки-палки, посмотри на их рожи!

Не говори, они же едва держатся на ногах, — воз: разил Хейно с язвительной усмешкой. — Помнишь, что писали газеты? Они же прямо-таки с математической точностью высчитали, что советские солдаты умрут с голоду и мы выиграем войну.

Русские, подойдя к финнам, соскакивали в траншею, смеялись, обменивались рукопожатиями, угощали табаком. Некоторые менялись кокардами. Ниеминен тоже поискал у себя в карманах что-нибудь для обмена, не нашел ничего и предложил было кокарду. Но она не сгодилась. Русский солдат показывал жестом, что у него уже есть такие. Тут явился какой-то пехотный капитан и стал разгонять их.

— Братание категорически запрещено! Никаких контактов с врагом!

Хейно возмутился:

— Так ведь уже мир! Какие же они, к черту, враги?

— Слышали, что я сказал? За нарушение приказа — полевой суд!

— Давай смываться, — шепнул Ниеминен; —Не стоит связываться, а то в самом деле пропадешь зазря.

Хейно дал себя увести, упираясь и ворча:

— Эти проклятые господа офицеры никогда не станут умнее! Вот и этому капитану, видно, жаль, что война кончилась. Будь у меня власть, я бы дал ему в руки лопату. Вот, мол, тебе орудие, поди-ка потрудись! Заработай себе на пропитание. До сих пор, мол, тебя войны кормили, но теперь этому конец.

Возле пушки Ниеминен заглянул в окоп.

— Иди-ка посмотри. Вон она торчит, мина. Елки-палки, если бы эта штука взорвалась, где бы я теперь был!

Хейно и близко не подошел.

— На что мне смотреть! Ну его! Отныне я хочу быть подальше от всех военных игрушек. Я хочу жить.

По дороге шли группами и по одному «тыловики». Но часовые останавливали их. Чтобы пройти на передовую, теперь надо было внести плату — пачку сигарет, например.

— Хейккиля и Саломэки тоже стояли в карауле и собирали «пошлину» с проходящих. «А что? — говорили они. — Это честная игра. Должны же они хоть чем-нибудь заплатить за то, что увидят передовую. Другие за это жизнью заплатили». Взво-од, смирно!.. Господин капитан, второй взвод…

— Вольно!

Капитан Суокас прохаживался перед строем. На нем была новенькая форма. На груди ярко выделялись орденские ленты. И петлицы опять появились.

Взвод впервые за все время собрался весь целиком. Несколько дней тому назад началось перемирие. Теперь им сказали, что придется отступить к прежней границе. Стало быть, отвоевались. Каждый уже представлял себе гражданскую жизнь. Солдаты так и ждали, что капитан объявит о демобилизации или по крайней мере о том, когда их увезут отсюда и куда. Но Суокас вдруг начал говорить совсем о другом. Он расхваливал массовый героизм финской армии. Потом заговорил о подвигах своего дивизиона и этого взвода. Наконец, он помянул и погибших. А дальше пошло нечто новое. Он сказал, что перемирие, которое сейчас заключено, это всего лишь временная передышка. Стал уверять, что ныне оставляемые территории Финляндия еще возьмет обратно. И посоветовал каждому ни на минуту не забывать об этом. «Врагу мы ничего не отдадим — ни даром, ни на каких бы то ни было условиях»;

Все были ошеломлены этой речью. Никто, казалось, не понимал, что капитан имеет в виду. Потом, когда Суокас удалился, солдаты долго еще пребывали в каком-то оцепенении, пока окрик нового, вновь назначенного командира взвода не вернул их к действительности. Была подана команда готовиться к отправке. Солдаты бросились укладывать свои рюкзаки. В ушах еще звучали слова капитана. Все были настолько потрясены, что не могли произнести ни слова. «Ясно одно, — думал Ниеминен, — если такие люди будут у нас командовать, они ни за что не уймутся, пока не погубят Финляндию окончательно».

Наконец Хейно спросил:

— Ребята, не ослышался ли я? Он действительно сказал, что мы скоро опять сюда вернемся?

— Не старайся понять слишком много, — ответил Саломэки. — Ты все поймешь, когда тебя снова заставят воевать! Да что ты болтаешь! Думаешь, меня можно насильно заставить воевать?

— А разве ты воевал добровольно?

— Нет. Но больше меня никакой силой не заставят. Понял?

Хейккиля ухмыльнулся:

— Только послушайте этого капитана. Он вам наговорит. Он же военно-помешанный! Определенно. Маньяк. Что они могут, если мы, мужики, возьмем да и не пойдем?

— Ты будто не пойдешь?

— Не пойду.

Это было сказано так же твердо, как давеча, когда Хейккиля отказался идти на пост. Хейно даже рассмеялся:

— Ишь ты какой храбрый.

— С кем поведешься…

Ниеминен не говорил ничего. Мысленно он был уже дома, с женой и сыном. Правда, и тут его ждало горькое разочарование, поскольку их возраст оставили еще на год действительной службы. Но тогда этого еще никто не знал.

Солдаты спешно укладывались и собирались в дорогу. Дорога всегда волнует, а тем более если это возвращение домой с войны. Несколько человек вышли во двор с вещами, ожидая отправки. Водитель тягача сидел на своем рюкзаке и разглагольствовал:

— Капитан верно говорит. Мы не навеки уходим отсюда. Вот немного передохнем, подсоберем снаряжения и снова ударим по русским.

Ниеминен, услышав это, густо покраснел. В два прыжка он подскочил к северянину и с жаром сказал:…