Стальной шквал - [105]

— О, господи! Что это? В таком виде явиться в землянку! Вон! Вон, пока я не наподдал!..

Пришлось Саломэки впотьмах добираться до озера и отполаскиваться там. Он вернулся под утро весь мокрый, посиневший, лязгающий зубами от холода и злой, как побитый черт. С тех пор он ни слова не сказал никому, хоть многие задевали Саломэки, посмеиваясь над его «купанием».

Хейккиля неожиданно получил отпуск. Его вызвали домой к тяжело больному отцу. Вернувшись с побывки, он нашел свою пушку на прежней позиции у Вуосалменского плацдарма. Хейккиля приехал грустный и притихший. Отец умер.

— Он умер еще тогда, когда посылали вызов, они только не написали сразу.

Дома Хейккиля узнал потрясающую новость. Объявился — Куусисто. Он находился в карантинном лагере у Хэмеенлинна. — Он попал в плен. Но русские перебросили его обратно через линию фронта. Он обещал им собрать в один отряд лесных гвардейцев, которые скрываются в лесах вдоль дороги на Вуотта. Но он пришел к своим и все рассказал.

— Ну, знаешь, уж это враки! Никто этому не поверит! — воскликнул Ниеминен.

И в самом деле, никто не хотел верить этому. Но потом, когда и дивизионный писарь подтвердил то — же самое, пришлось поверить. Больше всех негодовал Хейно. — Теперь он там, в лагере, лежит, себе на боку да плюет на всех. Доволен, что выкрутился… Сразу и от фронта избавился, и от плена! Ах, проклятье! Почему я не устерег его тогда в Сийранмэки!

Все они долго не могли успокоиться и, вспоминая Куусисто, ругались последними словами. Было просто обидно, что прохвост Куусисто избавился от фронта, а они все еще должны были торчать на передовой.

Но со временем и эта история потеряла остроту. Однажды русские неожиданно захватили небольшой островок возле самого берега и оставили его лишь после нескольких часов упорных боев. Затем на плацдарме появилась громкоговорящая установка. Финским солдатам предлагали бросать оружие и расходиться по домам. Теперь это действовало иначе, чем тогда, во время позиционной войны.

— Он, ребята, не зря проповедует. Скоро он пойдет в наступление!

И опять они стали присматривать себе пути для отхода и злились, что удобного, скрытого пути нет. В землянке царило мрачное настроение. Теперь уже и водитель тягача не решился выступать с воинственными речами, чувствуя, что аудитория не та, скажи он хоть слово, ему просто заткнули бы рот!

Хейккиля по старой привычке начал было читать вслух газету. Но от этого пришлось отказаться, потому что солдаты не могли слушать эти бодренькие репортажи об «успешных контратаках» и о «выигранных оборонительных сражениях». Но вот и газеты переменили тон. Стали писать, что «немцам приходится нести невыносимо тяжелое бремя». Конечно, это было уже не ново. Румыния повернула оружие против бывшего союзника. И Болгария тоже заговаривала об условиях перемирия.

— А наши господа знать ничего не желают, только воевать, воевать до последнего солдата!

Газеты доходили до них с опозданием, и они еще не знали, что Финляндия решила порвать отношения с Германией и начала переговоры о мире. И когда однажды вечером посыльный командира дивизиона ворвался в землянку и крикнул: «Мир! Завтра утром, в восемь ноль-ноль, наступит мир!» — для них это было как гром с ясного неба. Долгое время стояла гробовая тишина. Потом поднялся невообразимый, радостный гам. Ниеминен бросился на позицию, чтобы сообщит!) радостную весть Хейно, который дежурил у орудия. Но там он его нс нашел. Блиндированный окот был пуст, и возле пушки не было ни души. Встревоженный Ниеминен вернулся и вызвал Саломэки и Хейккиля из землянки.

— Пена пропал!

— Святая Сюльви, куда же?

— Скорей на розыски! Нс мог же он исчезнуть бесследно!

Они побежали па позицию. Но Хейно там не обнаружили.

— Черт возьми, может, он удрал в лесную гвардию? — прошептал Ниеминен. — Вы ничего не говорили ему об отце?..

Хейккиля отрицательно покачал головой, а Саломэки замялся. Прижатый к стене, он признался, что все рассказал Хейно.

— Я подумал, мало ли какой случай? Вдруг на него снаряд свалится! Мы же будем виновниками его смерти!

— Вот балда! — накинулся на него Ниеминен. — А что, если он попадется? Его же расстреляют!

Но кричать на Саломэки было бесполезно, все равно Хейно не воротишь.

— Что же нам делать? — проговорил Ниеминен. — Если наши лахтари в землянке заметят, что Пена исчез, они сразу же заявят. И сюда могут прийти с минуты на минуту.

— Я останусь дежурить, — сказал Хейккиля, прислушиваясь к разрывам. — Если придут, я что-нибудь придумаю. Скажу, например, что Пена пошел воровать картошку.

Оставаться здесь было нелегко. Старый «знакомый» — миномет — время от времени бросал сюда свои гостинцы. Над окопом перекрытие в один накат. Прямого попадания оно не выдержит… Особенно неприятно думать об этом, когда знаешь, что завтра уже не будет опасности.

И вдруг новый сюрприз: Хейно вернулся Он спокойно жевал сухарь, улыбаясь, как ни в чем не бывало.

— Ах, чтоб тебя! Где ты был? — воскликнул Ниеминен. — Мы уж думали, что ты смылся! Как же ты мог так думать обо мне! Я только заглянул к братьям-пехотинцам, попросил чего-нибудь пожевать.

И как бы в подтверждение своих слов, Хейно сунул в рот большой кусок сухаря и захрустел им так громко, что у всех скулы свело.