Стальное зеркало - [16]

Бестолковая, суетливая, бессмысленная. Колен де Рубо из тех самых де Рубо. Гордость арелатской армии, светоч истинной веры. Любая одежда выглядит на нем так, будто в ней неделю спали — и, кажется, под забором. Любая фраза вылезает в четыре приема — потому что по дороге от начала к концу успевает завернуть в Африку и земли антиподов… Слово «кстати» Гуго возненавидел на четвертый день — а до того и не подозревал, что можно так дурно относиться к невинному обороту речи. Вот с этим «кстати» его и послали сегодня проверять состояние свиньи Пятого полка (интересно, как генерал узнал о ее существовании — они раньше были знакомы?) — и еще с десяток вещей столь же значимых. Вот простудится ваша драгоценная свинья без крыши над головой — будете знать, все.

К счастью, все поручения в пределах полка. К несчастью, одно другого дурнее. Свинья — это хоть необычно. А все остальное? То, чем надлежит интересоваться никак не генералу? И почему, почему это Гуго должен лично проверить работу полковой кузни, и почему именно четвертой кузни, а не всех, или не первой, третьей… И зачем генералу отчет о работе кузнеца, будь он трижды проклят, когда над кузнецом есть капитан роты, и это его дело, его кузнец… и обязанность того же капитана проверять, своевременно ли засыпают в нужники негашеную известь. И капитан не один, много их. А над капитанами есть полковник, и при нем штаб, а в штабе писари… и неужели ж некому написать о бытии Пятого полка?!

Это же домой возвращаться стыдно будет, мрачно думал Гуго, шествуя от загона к кузне. Спросят, чем я занимался, когда мы брали Марсель, а я что скажу? Свинью навещал?..

Повезло, нечего сказать. Выхлопотал батюшка славное местечко при персоне господина генерала. Делай, сынок, карьеру… перечисляй копыта.

И все это можно было бы потерпеть… все — свиней, кузнецов, овцу — а вода, которая вопреки природе даже не заливается, а забивается повсюду, будто она не жидкость, а желе — и вовсе обычное военное неудобство, на которое и жаловаться грешно — все можно бы, если бы мы воевали. Но не воюем же! Торчим! Неизвестно чем занимаемся! Время теряем. У нас город впереди, нам его брать надо, если мы за эти месяцы не управимся, аурелианцы проснутся — и окажемся мы между двух огней… да что там мне, это кузнецу понятно, и даже свинье. А де Рубо только глазами блямкает.

Из врожденной вредности и приобретенного на службе желания подобающим образом выполнять свой долг, каким бы глупым и пустым на сегодня этот долг ни оказался, Гуго решил любой ценой обнаружить в полку беспорядки. Кузнец не шалит, не ленится — ну, значит, писари важные бумаги хранят без соблюдения должной тайны. Писари не ротозейничают — так наверняка шорник сырую кожу пускает на амуницию. И шорник не нарушает обязанностей своих, начертанных Уставом и Господом? Не может такого быть. Ладно, пусть его, не нарушает — но… значит, лекаря пьют. Или инструмент не калят до положенного цвета. В общем, должно же что-нибудь обнаружиться. Гуго найдет и опишет, а господин генерал прочитает, будет, давясь вопросами, выпытывать подробности — и как всегда, сто слов скажет, чтобы одно услышать… и будет потом ходить весь от такого потрясения скрюченный и злиться.

Нравится ему лезть в чужие дела, а потом крючиться и браниться на всех. Не генерал, а какой-то сварливый интендант, право слово.

Обнаружено было немногое. Пяток солдат с чирьями, непристойно бранящаяся повариха, приходящаяся шорнику женой, капеллан с разбитым носом, говоривший, что споткнулся о корень. И все. Интересно, хватит этого господину генералу, чтоб начать страдать и жаловаться на всеобщее неустройство, нерадивость и непочтение к Господу?

Нет, разочарование одно. Посмотрел, похлопал глазами, сказал «Кстаааати…» — и замер как богомол. Очнулся — и послал Гуго к интендантам, выяснять про овощи, по списку.

А какие овощи, когда апрель на дворе? И где их интенданты возьмут, даже самые честные, если они на свете бывают. Лебеду им собирать? Лопух?

Интенданты на Гуго, выдавившего из себя: «Ну… вы… э… как его там, лопух собирайте!», посмотрели неласково, объяснили, что до лопуха еще добрый месяц, что про лебеду любой… разумный человек давно знает, а также годится любая трава, кроме ядовитой, а лучше всего крапива, но где ж ее взять-то в апреле, еще не выросла толком, а потому почки и листва тоже сгодятся. Которые еще не выщипали. А уже наполовину и повыщипали, хотя это добро такое, нарастет. Потому как они, интенданты, не первый год весну в поле встречают, такие дела.

Гуго де Жилли вышел от интендантов, узнав много нового о том, что вообще можно есть, и тяжко задумался о сходстве человека с овцой. Траву есть может, почки — может, кору жевать для укрепления пищеварения — тоже. И растительность в округе выедает, оказывается. Потому что зелень, конечно, поварихи растят и трясутся над каждым пучком лука и чеснока, но ее ж мало, не хватает. А лимоны, которых месяц назад еще хватало, кончились. Может быть, подвезут. А может, и не подвезут.

Вот ничего себе занятие — прокормить двадцать три тысячи ртов!..

И какая связь? Где крапива, а где чирьи? Гуго остановился. Да почему нет? Интенданты уже и так поняли, что в лопухах Гуго не разбирается пока. Вернулся — и услышал, что нечистый его знает, от чего. От всего бывает. Но ежели генерал считает, что в этот раз из-за овощей, то он, скорей всего, прав — кампания пока нетяжелая, еды хватает, а вот с зеленью и вправду перебои. Да и вообще случая тут никто не упомнит, чтобы генерал был неправ.