Стальная эскадрилья - [33]

На полевой площадке, где базировалась наша эскадрилья, оказалось всего два самолета. Видимо, остальные находились на боевом задании.

Первым встретил нас Василий Клементьевич Кузьмин. Коротко, по-мужски расцеловавшись с ним, я спросил:

— Где эскадрилья?

Техник как-то хрипло вздохнул и опустил глаза. Руки у него заметно дрожали. Я понял, что в подразделении что-то случилось. Но что? Наконец Кузьмин, взяв себя в руки, заговорил. Из его сбивчивого рассказа мы узнали, что за время нашего отсутствия эскадрилья потеряла почти все. Чудом уцелел лишь экипаж Виктора Ушакова. Да и он из последнего вылета на штурмовку еле дотянул до базы на избитой машине. А ведь прошло всего-навсего четыре дня.

Мы постояли немного и пошли в штаб. Нас, оказывается, тоже уже не ждали. Лицо командира полка немного просветлело, когда я доложил, что экипаж в полном составе прибыл и готов выполнять боевые задания. Иван Семенович по-отечески прижал меня к груди и потрепал до плечу. Потом твердым командирским голосом сказал:

— Поздравляю вас, товарищ старший лейтенант, с благополучным возвращением в полк.

Мне показалось, что И. С. Полбин оговорился, назвав меня старшим лейтенантом. Нет, никакой оговорки тут не было. Выяснилось, что в тот день, когда мы не вернулись с боевого задания, пришел приказ о присвоении большой группе летчиков и штурманов полка очередных воинских званий. Среди них оказался и я.

Долго просидели мы тогда с командиром, вспоминая прекрасных боевых друзей, обдумывая, как будем жить и воевать дальше. После беседы Полбин распорядился, чтобы экипаж в полном составе отправился в трехдневный дом отдыха, организованный неподалеку от аэродрома на берегу Волги. Как бы невзначай заметил, что там уже находится раненный в левую руку Ушаков.

И вот мы в доме отдыха. Погода стоит солнечная, тихая. Вода в реке теплая. Но нам с Виктором не до купания. Мрачные бродим по лесу и вспоминаем погибших боевых друзей. Даже в мыслях не укладывается, что они, вместе с нами начавшие войну, уже не увидят зарю победы.

Словно живой встает перед глазами Сергей Щербаков — высокий, широкоплечий русский богатырь из Касли. Добрый, простодушный, он с улыбкой и шутками шел даже на самые трудные задания. Лейтенанту было всего 23 года. Светловолосый и сероглазый, он выглядел иногда рослым мальчиком. Но в бою действовал, как умудренный опытом воин, мужеству и мастерству которого мог позавидовать каждый.

Нас с Сергеем связывала особая дружба. Мы вместе поступили в военное авиационное училище, в один и тот же день вылетели самостоятельно. Первые бои еще больше сроднили и сблизили нас. И вот его не стало…

По рассказам очевидцев, самолет Щербакова загорелся на малой высоте над танковой колонной противника. Его подожгли немецкие истребители. Сергей, видимо, был или тяжело ранен, или даже убит, поскольку он не попытался уйти на высоту, чтобы потом сбить пламя скольжением. Пролетев немного по прямой, его самолет взорвался в воздухе.

В те дни я поклялся мстить за друга» пока руки держат штурвал, и еще задумал: если доживу до победы и у меня родится сын, непременно назову его Сергеем.

Не мне судить, как я воевал, всегда ли действовал безошибочно, все ли отдал на алтарь Победы. Да, вероятно, и нет такой меры, которой можно было бы измерять дела и чувства человека. Одно скажу: до самого конца войны Сергей Васильевич Щербаков был всегда со мною рядом, в моем сердце. Мы уходили в грозовое небо великой битвы и разили ненавистных оккупантов. Знает об этом и мой сын Сергей, который, я надеюсь, унаследовал от фронтового друга его отца не только имя, но и лучшие качества советского патриота верность долгу, безграничную любовь к Родине, неугасимую ненависть к врагам…

В доме отдыха время тянулось медленно. В печати продолжали публиковаться неутешительные сводки. Через три дня наш экипаж явился в штаб. Здесь мы узнали, что эскадрилья уже успела пополниться и насчитывала теперь восемь экипажей.

Меня тут же послали на аэродром Паникля за отремонтированным самолетом — тем самым, на котором раньше летал Сергей Щербаков. Когда я добрался туда на У-2, день клонился к вечеру. На облет самолета времени не оставалось. Осмотрев его и опробовав двигатели, я немедленно взлетел, ничуть не смущаясь отсутствием штурмана и воздушного стрелка-радиста. СБ был последней модификации, с новыми моторами и посадочной фарой в левом крыле. В воздухе вел себя прекрасно и по достоинству занял место на стоянке возродившейся эскадрильи.

Пока проходила реорганизация, вернулись в родной полк еще несколько человек из потерянных в боях экипажей. Среди них Степан Браушкин и Гриша Гаврик — прекрасные летчики-ночники.

Боевая обстановка, и особенно непрерывные боевые вылеты, почти не оставляет времени для раздумий и вое поминаний. Воюя во имя будущего, солдат преломляет его сквозь призму сегодняшнего дня, очередного боя, где жизнь и смерть ходят рядом. Но не ошибусь, если скажу, что большинство из моих фронтовых друзей, и я в том числе, никогда не думали о гибели, как о чем-то фатальном, не боялись ее и уж, во всяком случае, не ставили жизнь выше долга.