Стальная эскадрилья - [31]

Однако второй заход на штурмовку не был повторением первого. Едва мы развернулись для атаки, как застрочили зенитные пулеметы, путь самолетам преградили снопы разноцветных трасс. Они, конечно, не заставили нас повернуть обратно, но напомнили о необходимости маневрировать. Когда перед самым носом нашего самолета возникли сразу четыре трассы, я резким маневром обошел их, а затем снова довернул на колонну. Попаданий, однако, избежать не удалось — одна из очередей прошла по правому крылу, и на гладкой дюралевой обшивке зачернели пулевые пробоины. Похоже, машина получила незначительные повреждения, можно продолжать штурмовку. Отклонив штурвал, убеждаюсь, что бомбардировщик управляем, переношу взгляд вперед, на ведущего, и вижу, что я немного отстал. Добавляю обороты, смотрю на приборы: час от часу не легче стрелка указателя температуры воды правого мотора, подрагивая, ползет к предельной красной черте. По инструкции, во избежание пожара, нужно выключить зажигание мотора, но я медлю — еще теплится надежда, что просто неисправен термометр. Нет, дублирующие приборы не оставляют никаких надежд растет температура и падает давление масла. Все! С сожалением выключаю правый двигатель, даю полные обороты левому. Самолет теряет скорость, его заносит вправо. Жму на левую педаль, кручу триммер. Стало полегче, но чисто физически. А морально… Нет, никогда, наверное, не привыкнуть к мысли, что машина повреждена над территорией, занятой врагом, что, может быть, придется садиться далеко от всего родного. Конечно, летчик бомбардировочной авиации всегда должен быть готов к такому повороту событий, но, пока работают моторы, есть боекомплект, идешь крыло в крыло с боевыми друзьями, об этом никогда не думаешь. А сейчас…

Впрочем, и теперь, когда пилотирование самолетом усложнилось, мы еще не побеждены — опыт полетов на одном моторе есть. Вспоминаю мнение Валерия Чкалова, что даже для дальних перелетов достаточно одного, но надежного мотора. Ведь он с товарищами без колебаний повел свой одномоторный АНТ-25 на штурм ледяного безмолвия. Герои проложили невиданную в истории авиации трассу из Москвы через Северный полюс в Америку.

Наш М-100 мощностью 860 лошадиных сил — двигатель надежный, вытянет, во всяком случае, до ближайшего аэродрома в районах Торопца или Андреаполя. Сообщаю о своем решении экипажу, разворачиваю самолет на 90o влево и тут вижу, как Полбин качнул свою машину с крыла на крыло и пошел в очередную атаку. За ним ринулись остальные самолеты эскадрильи. Не знаю почему, но показалось, что командир полка именно мне подал сигнал, как бы давая знать, что ничего сверхъестественного не произошло и, пока боевая машина держится в воздухе, ее экипаж должен уничтожать врага.

Энергично, насколько позволяет скорость, разворачиваю машину и по внутреннему кругу занимаю свое место в строю, но сразу же убеждаюсь, что на прямой в группе не удержусь — слишком мала скорость. Штурман что-то кричит по СНУ, но я плохо его слышу, приказываю вести огонь, а сам принимаю все меры, чтобы не отстать от ведущего, но мои усилия тщетны. К счастью, исправный мотор тянет на «максимальном режиме» нормально. В голову лезут мысли, что нам в какой-то мере повезло — ведь правый двигатель, который теперь мертв, и раньше «барахлил», его все равно давно следовало заменить. Теперь для этого есть достаточно веские основания.

Тем временем враг разгадал нашу тактику и возможности, понял, что после сброса бомб мы остались практически безоружными, со своими безопасными для танковой брони пулеметами. Огонь с земли резко усилился, и мой плавно проплывающий в небе тихоход оказался заманчивой мишенью. Я это сразу почувствовал, глядя на скрещивающиеся вокруг трассы. Утешало только то, что экипаж продолжал вести ответный огонь. Значит, мы боролись, как и положено воинам, до конца, до последнего патрона. А я, удерживая машину на боевом курсе, на всякий случай подыскивал на местности подходящую площадку для вынужденной посадки. Сплошной линии фронта здесь не было, и сохранялись известные шансы в случае приземления прорваться к своим на восток.

В конце концов наш самолет далеко отстал от группы, остался один в небе, и только тогда я решил окончательно идти в район Андреаполя, до которого оставалось около 50 километров. С трудом наскреб стометровую высоту и установил рассчитанный Аргуновым курс. Скорость эволютивная — 160 км/час, но самолет почти не слушается рулей, вяло переваливается с крыла на крыло, качается, как шлюпка на океанской волне…

Пока ищу причину такого поведения машины, происходит нечто странное: воздушный винт левого мотора без всяких видимых причин вдруг остановился. Шум двигателя прекратился, и наступила мертвая тишина. СБ словно ткнулся во что-то вязкое и начал быстро терять остатки скорости.

Быстро перевожу машину на планирование и осматриваюсь. Внизу — леса и болота, ни клочка сколько-нибудь подходящей для посадки земли. А высоты и скорости почти нет. Времени на раздумья и решение остаются секунды. Никаких команд подать не успеваю, все подчинено одной цели — посадить самолет на замеченную среди леса небольшую вырубку. Но на нее нужно еще попасть!