Сталинский социализм. Практическое исследование - [41]

С учетом всего этого станет понятнее, как было невообразимо трудно в эти годы, при недостатке строительных материалов и недостаточном обеспечении рабочей силы продуктами питания, строить угольные и гидро– электростанции, ремонтировать и вводить в эксплуатацию разрушенные и заброшенные шахты, доменные печи, металлургические и машиностроительные предприятия. Это также объясняет, почему открытие Волховской электростанции, несмотря на использование до 15 000 рабочих, смогло состояться только 19 декабря 1926 года. Следующие цифры дают только поверхностное представление о масштабах начавшегося образовательного бума: в период с 1928 по 1932 год число учеников в начальных школах выросло с 10 до 19 миллионов, число учеников средних классов – с 1,6 до 4,35 миллионов, количество студентов на рабочих факультетах – от 274 000 до 1,437 миллионов, студентов вузов – с 166 тысяч до полутора миллионов. Первые годы социалистической индустриализации в СССР были одновременно годами коренных революционных изменений в системе образования.

Не менее сложными и противоречивыми оказались усилия по созданию единой системы государственного планирования. Образованная в 1921 году комиссия по планированию (Госплан) неоднократно сталкивалась с конфликтами по вопросам компетенции, ревностью по ничтожному поводу и бюрократизмом Особого совещания по восстановлению основного капитала (ОСВОК), непониманием и концептуальными различиями между проектами министерств и других государственных учреждений.

В условиях всестороннего дефицита многие усилия по решению задач развития и расширения промышленности и других экономически важных задач столкнулись с бюрократическим барьером скрытой конкуренции между спорящими за осуществление своих желаний, полномочий и возможностей предприятиями, народными комиссариатами, их органами и чиновниками.

Все попытки дать реалистичное представление о проблемах того периода остануттся поверхностными, если не рассматривать отношения между СССР и империалистическими государствами и возникшие в результате этого проблемы развития и конфликты в СССР. Тот факт, что социалистическая революция в России не стала, как ожидалось, отправной точкой волны других мировых революционных потрясений, в то же время стал отправной точкой всех основных противоречий в споре о дальнейших путях развития социалистической революции в СССР. В усиливающейся конфронтации обострились противоречия между поддерживаемой большинством членов партийного руководства и партии группой Сталина и Троцким и его сторонниками. Для последних революция в России была не целью, а средством к разжиганию революционного пожара в более продвинутых странах, что в конечном итоге должно было привести к победе коммунизма в мировых масштабах. Идея Сталина заключалась в том, чтобы победа большевиков в России стала фактом, имеющим самостоятельное значение. Таким образом, нужно было не ориентироваться на экспорт революции, а без промедлений начинать строительство социализма в стране, освобожденной от капиталистов.

Даже Троцкий считал борьбу пролетариата за власть с помощью социалистической революции незавершенной. Его вывод заключался в том, что эта борьба в условиях решающего преимущества капиталистических отношений на мировой арене приведет к неизбежным социальным взрывам, а значит, к гражданской войне внутри страны и к революционной войне за ее пределами. На первый взгляд, такое соображение кажется вполне правильным. Но при критическом рассмотрении в глаза бросается не столько затихание революционных событий в Западной Европе, сколько драматическое положение экономики, а с ней и военно-экономических ресурсов Советской России. С исторической точки зрения такая оценка может показаться верной, но линия, сосредоточенная только на этом, неминуемо вела, как показал опыт войны против Польши, не только к провалу революционной экспансии, но и к краху полностью ослабленной этими войнами Советской России. Поддержки такого рода авантюризма нельзя было ожидать ни от населения, ни от партии.

Пророчества Троцкого об ускоренном развитии тяжелой промышленности, звучавшие вполне логично в начале 1920-х, столкнулись с жестокими реалиями времени. Это сводилось не только к надеждам, которые на данном этапе были связаны с нэпом. Ни во время гражданской войны, ни после нее не хватало технических, научных и экономических условий, которые были необходимы для такого дополнительного напряжения сил.

Бухарин же понимал ленинскую идею нэпа как необходимость долгосрочного формирования социализма на основе совместной крестьянской экономики и сосуществования государственных и частных предприятий, но из неудовлетворительных результатов и резко изменившейся военно-политической ситуации стало понятно, что сохранение этой ориентации неминуемо приведет к катастрофе.

Оба придерживались своих альтернативных концепций. Но обоим не хватало готовности принять связанные с ними последствия социально-экономического развития страны, индустриализации и военной защиты строительства социализма в их конкретно-исторической сложности. Ни Троцкий, ни Бухарин не потрудились включить в свои проекты социальную реальность молодой Советской власти, то есть, в частности, настроение населения и готовность и способность передовых слоев рабочего класса и теперь уже появившейся советской интеллигенции к реализации таких непростых целей.