Сталинским курсом - [24]

Торжественно-праздничная, она медленно и плавно шла мне навстречу, протягивая вперед оголенные руки с изящными тонкими пальцами. Как зачарованный, потянулся я к ней, весь охваченный каким-то сверхъестественным чувством неземного счастья. Но в этот самый миг резкий свист, шум голосов, собачий лай за стеной вагона меня разбудили. Было, вероятно, около двух часов ночи. Эшелон готовился к выгрузке.

Все уже были на ногах, суетились, завязывали в узлы свои жалкие пожитки. Дверь вагона была настежь открыта.

С одной стороны эшелона к нему примыкал большой выгон, заросший травой. На этом выгоне и предстояло выгрузить всю партию прибывших заключенных. После недавно прошедшего дождя во многих местах блестели лужи. Все пространство, предназначенное для высадки, было уже окружено новоприбывшими войсками НКВД. Десятки огромных немецких овчарок, туго натягивая поводки, отчаянно лаяли и рвались из рук хозяев.

Начальники обходили караул, отдавая последние указания по выгрузке и охране этапа. Верхом на лошади, наблюдая за общим порядком, метался во все стороны майор — командир новоприбывшего конвоя.

Строгие и суровые лица конвоиров, озабоченных выполнением предстоящей серьезной операции, тускло поблескивавшие стволы ружей и автоматов, оглушительный лай подымающихся на задние лапы собак — вся эта нервная обстановка угнетающе действовала на нас, усугубляла и без того подавленное состояние. Нам еще раз была продемонстрирована чудовищная и жестокая сила, которой все подвластно.

Но вот все готово. Охранники с собаками заняли свои места у вагонов, и выгрузка началась. Первыми сходили на землю мужчины. Их выстраивали по пятьдесят человек в ряд. Так как я решил во что бы то ни стало узнать, приехала ли с нашим эшелоном Оксана, то все время перебегал в последний ряд мужчин в надежде, что вслед за нами будут выгружаться женщины. И вот я в конце мужской колонны. Мой расчет оказался правильным: непосредственно за мной, действительно, выстраивались женщины. С напряженным вниманием стал я вглядываться в их лица и расспрашивать про Оксану, мою жену, арестованную вместе со мной. Женщины приняли во мне горячее участие, однако в один голос заявляли, что про такую не слышали. Неужели Оксана осталась в Киеве? Но я не терял все же надежды. Ведь был высажен только один женский вагон.

— Узнайте, нет ли в следующем вагоне Оксаны Ильяшук?

И снова начались расспросы, поиски, перешептывания. Посыпались «телеграммы» во все концы. Но отовсюду приходили неутешительные вести: нет, не знаем, не слышали. Рухнула последняя надежда. Глубокая апатия овладела мной, я стал безучастным ко всему происходящему, и даже мысль о том, что меня вместе с другими сейчас поведут в тюрьму, в долгое заточение, не волновала меня.

Высадка закончена. Товарный состав опустел. Огромная толпа заключенных (около трех тысяч человек) замерла в ожидании команды. Все взоры были обращены на главного начальника, восседавшего на коне.

— На колени! — рявкнул он во всю глотку.

Что это еще за шутки? Все с изумлением переглянулись. Уж не пьян ли он? Какая была необходимость в этой идиотской команде, граничащей с издевательством? И как становиться на колени, если почва мокра от недавнего дождя, а многие вообще стоят прямо в лужах.

Заметив нерешительность в рядах заключенных, начальник еще раз повторил свой приказ, но более грозным тоном:

— Немедленно стать на колени, опустить головы и смотреть в землю.

Дальнейшее промедление грозило неприятностями, и мы бухнули прямо в болото. Летние брюки сразу же пропитались влагой. Холодная липкая грязь противной дрожью отозвалась в теле.

Странное, наверно, зрелище представляла эта огромная толпа коленопреклоненных людей. Казалось, будто присутствуешь в костеле или соборе во время мессы или богослужения, когда молящиеся, охваченные единым религиозным порывом, пали ниц и боятся подняться, пока Бог не смилостивится над ними и не скажет: «Встаньте, отныне прощаю все ваши прегрешения». Только вместо церковных стен вокруг поверженного на колени народа стояло плотное кольцо солдат с оружием и собаками, а вместо пастыря с воздетыми к небу руками возвышался на коне начальник с плеткой, готовый опустить ее на голову того, кто осмелится не подчиниться его воле.

Вместо проповеди «молящиеся» услышали грозный наказ:

— Слушать всем внимательно! Сейчас вас поведут в тюрьму. Приказываю — соблюдать строгий порядок, не сбиваться в кучу, первым рядам не забегать вперед, задним не отставать! Не выходить за линию окружения конвоя. Отход в сторону на три шага будет считаться побегом со всеми вытекающими отсюда последствиями, то есть стрельбой по нарушителю без предупреждения. Встать! Шагом марш!

Люди с трудом поднимались с земли, разминая окоченевшие колени. Колонна заколыхалась и под крики, свист конвоиров и бешеный лай собак шагнула вперед. Вскоре мы вышли на немощеную, но хорошо профилированную дорогу, ограниченную с боков глубокими широкими канавами, наполовину наполненными водой после ночного дождя.

Мы шли по шоссе, заняв его во всю ширину, а конвой с собаками поневоле шлепал прямо по канавам, подоткнув полы шинелей и подняв над головами автоматы и ружья.