Сталинградский калибр - [43]

– Какие еще стратегические преимущества вы предполагаете?

– Уверенно могу заявить, товарищ Сталин, что в декабре сорок второго года успешные действия войск Юго-Западного и Сталинградского фронтов сорвали план Манштейна по прорыву к окруженной группировке Паулюса в районе Сталинграда. Теперь со всей очевидностью ясно, что судьба шестой немецкой армии предрешена. Больших сил немцев, стратегических резервов в полосе наступления мы не видим. Могу предположить, товарищ Сталин, что в рамках предусмотренной планами Ставки операции «Малый Сатурн» войска Юго-Западного фронта при участии сил левого крыла Воронежского фронта успешно проведут во второй половине декабря Среднедонскую наступательную операцию, и к началу января следующего года наша армия выйдет на линию Новая Калитва – Чертково – Миллерово – Морозовск. Таким образом, мы создаем прямую угрозу всей кавказской группировке немецко-фашистских войск, а значит, препятствуем их успешному наступлению на Кавказ и Закавказье.

– Я думаю, товарищ Ватутин, – Сталин сделал утверждающий жест и ткнул в сторону генерала своей дымящейся трубкой, – что на предстоящем этапе наступательных действий вашего и соседних фронтов ключевую роль должен играть именно двадцать четвертый танковый корпус генерала Баданова. Помогайте ему во всем!

Танковый батальон за время отсутствия Соколова, понес серьезные потери в технике и людях. Отстали ремонтники. Танки один за другим выходили из строя из-за невероятно сложных режимов эксплуатации. Во взводе Букина осталось три танка, включая командирский танк взводного. У старшины Плужина вообще не осталось танков. И его командирская машина встала сегодня утром из-за поломки подвески. Вместе с танками Соколова и тремя танками второго взвода в роте оставалось исправных и готовых к бою всего восемь танков. Об этом ему рассказал Топилин, когда они возвращались в расположение батальона.

Когда Соколов вошел в избу, где размещался первый взвод, то стал свидетелем шумной перепалки между младшим лейтенантом Букиным и замполитом Краснощековым.

– Да потому, что ты не замполит! – кричал в запале взводный. – Ты воспитанием личного состава должен заниматься, формированием правильных политических взглядов, ты в душу должен бойцу влезть, а не нравоучениями заниматься и угрозами сыпать!

– Вы забываетесь, товарищ младший лейтенант, – с возмущением наседал на взводного Краснощеков. – Я старший по званию и по должности командир. Вы находитесь в подчиненном положении. И обсуждать действия командира недопустимо.

– Сейчас я исполняю обязанности командира роты, и ты в моем подчинении!

– Я сообщу в политодел…

– Отставить! – прикрикнул на всех Соколов, входя в избу. – Вы что? Да вас же танкисты слышат! Вы что тут устроили? Что за споры?

– Я этого так не оставлю! – огрызнулся Краснощеков, схватил свою шинель, висевшую у входа на гвозде и буквально выбежал из комнаты, громко со злостью хлопнув дверью.

Соколов хотел было его остановить, все же командир не отпускал подчиненного, но в последний момент решил не нагнетать обстановку. Вот ведь дали ему замполита! Вроде всегда со всеми Алексей умел находить общий язык и с бойцами управлялся, когда взводом командовал и ротой. Но Краснощеков имел уникальный талант заводить всех, вызывать постоянное чувство раздражения и досады. Что бы он ни говорил или делал, все как-то коряво получалось, с каким-то скрежетом. Может, он и хорошо понимал политику партии и правительства, но донести это до личного состава не мог, не умел поговорить по душам. Соколов и сам уже хотел сходить в политотдел и попросить дать ему нового замполита. Но сначала он не знал, какие слова подобрать и как правильно мотивировать свою просьбу, потом решил посоветоваться с майором Топилиным, а потом бои, потом этот рейд.

– Алексей! Как прошло? – Букин бросился обнимать Соколова, но тот отстранил взводного и усадил его на стул.

– Ленька, что это сейчас было?

– А, не бери в голову, – отмахнулся Букин. – Мы с ним цапаемся с первого дня, как ты в рейд ушел. Раздражает он меня.

– Лень, ты понимаешь, что он тебя может под трибунал подвести. Ты же командир, тебе надо уметь быть гибким во взаимоотношениях.

Букин опустил голову и промолчал. Алексей стал раздеваться и, вешая на гвоздь свою танкистскую куртку, продолжал делать внушения взводному. Букин слушал, глядя в стену. Потом неожиданно заговорил глухим странным голосом:

– Понимаешь, мы Сазоновку брали. В предыдущий день атака не получилась, откатились назад. Почти до крайних хат дошли. Я экипаж потерял. Ребята сгорели. А наутро нас опять в атаку. Как умудрились наблюдатели проворонить, где у них глаза были… Немцы ночью под снегом мины поставили. Фугасы с электроприводом. Весь взвод Плужина и напоролся на них. Сам Мефодий чуть в стороне был. А четыре танка подорвались. И экипажи не успели уйти к своим. Всех пулеметным огнем положили. А Мефодий письмо получил перед боем. Друг писал, с которым они с детства в одном дворе росли, что всю его семью фашисты убили. Он как каменный стал. Без горячности, без суеты. Говорит, теперь всю свою жизнь оставшуюся мстить буду. Больше, говорит, жить мне незачем.