Сталинградский калибр - [42]

– Спасибо, Игнатий Васильевич, – с улыбкой ответил Ватутин, которому стало вдруг теплее на душе от этого простого разговора, от того, что он вспомнил старшину, его имя и отчество.

– Запомнили! – покачал водитель головой. – Ну да, у вас, генералов, память должна быть ого-го-го! Иначе вам не планировать таких битв, от которых у фашиста клочьями шерсть летит.

– Это ты прав. А особо поздравлять меня не с чем. Новое звание – это ведь новая ответственность, новые задачи.

– Знаете, как говорил у нас в селе священник? Бог не дает человеку испытаний, которых тот не сможет выдержать. Так и у вас. Сталин не дает звания и ответственности тем, кто их не достоин, кто не сможет выполнить все. Я вот так думаю. Вам трудно, вам отвечать не только перед Сталиным, вам перед всем народом отвечать.

Сталин долго не принимал Ватутина, но Николай Федорович не мог усидеть на месте. Он расхаживал по приемной, подбирая лаконичные фразы для доклада. Лысая голова секретаря Сталина несколько раз поднималась над столом. Ватутин видел припухшие от недосыпания глаза Поскребышева. Неожиданно секретарь мягко поднялся и скрылся за дверью кабинета Сталина. Вернулся он довольно быстро, прикрыл дверь и подошел к генералу.

– Основное совещание будет через сорок минут, но сейчас товарищ Сталин просит вас зайти к нему и поделиться самой новой информацией на вашем участке. Я прошу вас, Николай Федорович, не говорите громко. У товарища Сталина грипп, он переносит его на ногах, видимо, какое-то осложнение. Он страдает от громких звуков.

Ватутин вошел, остановился у двери, но потом, видя, что Сталин не встает из-за своего рабочего стола, прошел, мягко ступая по ковру, дальше. И только теперь он заметил, что Верховный главнокомандующий смотрит на него пристально, оценивающе. Прищур знакомых желтых глаз был спокоен. Но многие, кто входил в этот кабинет, знали, что за таким видимым спокойствием порой крылась вспышка гнева или уверенное неодобрение.

– Здравствуйте, товарищ Ватутин. – Сталин все же поднялся из-за стола, подошел к генералу и протянул руку, заглядывая гостю в глаза.

«А ведь он во мне уверенность или неуверенность пытается разглядеть», – понял генерал. И правильно. От неуверенности генералов неуверенно работают штабы, солдаты неуверенно идут в атаку. Прав товарищ Сталин. Как всегда, прав.

– Здравия желаю, товарищ Сталин, – негромко сказал Ватутин, пожимая холодную руку вождя. – Как вы себя чувствуете?

– Товарищ Сталин не имеет права болеть, – серьезно ответил Верховный. – И вам не разрешает. Давайте поболеем после войны. Сразу за все эти годы. С хорошим вином, фруктами, и на берегу моря где-нибудь под Сухуми.

– Так точно, – охотно согласился Ватутин. – Разрешите доложить вам ситуацию на фронте?

– Ситуацию я знаю, товарищ Ватутин, – Сталин неспешно вернулся к столу и стал набивать трубку. – Вы мне лучше расскажите, товарищ Ватутин, каких преимуществ вы добились за эти дни с начала наступления. Каковы дальнейшие перспективы. Стратегические!

Вопрос был поставлен хитро. Можно было снова перечислять номера частей и соединений, их положение на карте. А можно было рассказать и то, чего добился фронт, какой стратегической выгоды. Есть реальная угроза деблокирования армии Паулюса или нет. Есть у немцев теперь силы для прорыва к бакинской нефти или они выдохлись. Сталина не интересует, какая дивизия и на сколько километров выдвинулась. Это вопросы на уровне командиров дивизий и корпусов.

– Мы планировали, товарищ Сталин, наступление в двух фазах. С одной стороны, мы намеревались отбросить немцев подальше от окруженной группировки в Сталинграде. Но, с другой стороны, мы хотели сковать все резервы гитлеровцев на этом участке. Эти резервы должны оставаться под Воронежем, под Ржевом и на Украине. Не допустить перегруппировки немцев – вот главная задача. И эту важнейшую часть наступления фронта мы возложили на хорошо подготовленную и укомплектованную войсковую группу.

– Вы имеете в виду корпус товарища Баданова? – снова проявил свою осведомленность Сталин.

– Так точно. Мы несколько месяцев готовили двадцать четвертый танковый корпус к серьезной операции. Генерал Баданов лучшая кандидатура для командования в таких условиях.

– Я помню. Корпус геройски сражался под Харьковом. Продолжайте.

– Девятнадцатого декабря мы ввели корпус с Островского плацдарма на участке фронта, который обороняли итальянские части. Баданов практически не встретил существенного сопротивления со стороны противника. Несмотря на то что немцам стало известно о продвижении танкового корпуса Баданова, «перехватить» его или выстроить эшелонированную оборону в районе прорыва они не успели. За пять дней стремительного марша его корпус смог преодолеть двести сорок километров. Прорыв корпуса Баданова позволил нам дезориентировать противника. В результате общего наступления восьмая итальянская армия была фактически разгромлена. Более пятнадцати тысяч ее солдат попали в плен. Остатки итальянских дивизий отходят, бросая технику, склады с продовольствием и боеприпасами. Многие штабы снимаются с места без согласования с вышестоящим командованием, теряется связь с частями. Итальянская армия к осени сорок второго года насчитывала в своем составе примерно двести пятьдесят тысяч солдат и офицеров. За весь период нашего наступления итальянцы потеряли убитыми, ранеными и пленными половину своего состава.