Сталинградский калибр - [25]

– Шестью танками? – глаза Сайдакова загорелись боевым азартом. – На шоссе Морозовск – Белая Калитва могут быть войсковые колонны.

– И в штабе корпуса, я думаю, найдутся документы, подтверждающие наличие сил, планы переброски войск и схемы и структуру обороны. Майора в грузовик – и к нашим, вместе с остальными пленными. Двое раненых ребят Заболотного их отконвоируют, а мы сажаем автоматчиков в три немецких бронетранспортера – и айда в Иваново. Теперь нам шуметь можно и даже нужно!

«Ким, сынок!

Пишу тебе утром, после вчерашнего страшного боя. Немецкая танковая группа пыталась прорваться к Сталинграду на помощь окруженному немецкому фельдмаршалу Паулюсу. Этого допустить было никак нельзя. И наши артиллеристы, зарывшись в землю, встали насмерть перед вражескими танками. Меня пустили на командный пункт дивизии, и я видел все.

Танков было много, очень много. Сначала на наши позиции обрушились немецкие бомбы. В воздухе была схватка истребителей. Многие самолеты наши соколы отогнали, но все же артиллеристам на позициях досталось крепко. Танки шли и шли. Стреляли орудия с закрытых позиций, били пушки, поставленные на прямую наводку прямо между траншеями пехоты. Горели танки, горела земля, мне кажется, что горел даже снег! Плавились стволы, в разорванных гимнастерках герои бросались на танки с гранатами и погибали вместе с объятой пламенем вражеской машиной.

Я помню, как командир дивизии тряс меня за грудки и требовал, чтобы я писал, чтобы я написал, как все это было, как гибли батареи и полки, но никто, слышишь, сынок, никто не отошел назад. Мы не думали, что кто-то выжил, но когда утром наши танки нанесли контрудар и уничтожили прорвавшихся фашистов, то из земли стали подниматься почерневшие, обожженные солдаты. Те, кто не отошел, горел, выжил, и не отошел. Это была победа, понимаешь, сын! Победа не человека над человеком, не человека перед машинами. Это была победа величия духа над варварской хищной кровожадностью.

Величие духа нашего народа, Ким, не переломить никому и никогда. Запомни это, сын!»[7]

Дав своим бойцам поспать три часа, Соколов под утро вывел колонну из поселка. В темноте, под рокот двигателей, он видел, как у дворов стоят женщины, прижимая платки к глазам. Никто не кричал, не плакал, не желал победы и не просил скорее вернуться. Они просто привычно прижимали платки к сухим глазам и смотрели с терпеливой болью на уходящие советские танки. Что ждет завтра этих женщин, немногих стариков и детей, что остались еще в Зеленодольном, тех, кто выжил за эти страшные месяцы, когда война проходила через их дома. Они молча смотрели вслед и надеялись, что Красная Армия все же вернется. Что больше не будет чужих солдат, не будет ужаса насилия, смертей, голода. Алексей смотрел в эти лица, и внутри все сжималось, а из губ рвалось обещание: «Мы вернемся! Слышите? Вернемся, и они ответят за все. Родные, просто ждите нас…»

– Алексей Иванович! – голос Бабенко прозвучал с какой-то натугой, как будто он не управлял бронированной машиной, а толкал ее, упираясь ногами в землю. – Снег все глубже. Трансмиссию порвем. Правее бы взять. Там на взгорке все поменьше слой. Сдувает.

Соколов повернул голову, но в ночи, даже такой светлой из-за снега, разобрать, где глубже снежный покров, а где нет, все равно было сложно. Но опытный механик-водитель наверняка был прав. Там должно быть меньше снега. Вон как метет сверху в низинку, заполняет овраги. Алексей спустился в башню, включил фонарь над головой и открыл планшет. Возвышенная часть местного рельефа будет уже видна со стороны дороги, которая идет с севера и проходит через Иваново. Но еще не рассвело, по ночам немцы и их союзники не ездят, если только это не тактическая или стратегическая переброска войск.

Решение Алексей принял быстро. Соваться ночью в Иваново – это, конечно, по-чапаевски! Лихо ворваться, все разнести к чертовой матери, захватить штаб, штабные документы и унестись дальше в снежную пелену. Лихо, но крайне опасно. Опасно потерять машины, людей и не выполнить задания. Будь у него хотя бы полная танковая рота, да еще с хорошим десантом, тогда можно было рискнуть. Да, потеряли бы часть машин, у автоматчиков были бы потери, но шуму наделали бы много, разорили тылы и так дальше. Это и есть рейд по тылам, дезорганизующее и вызывающее панику мероприятие. Немцы подумают, что это прорыв, силы атакующих неизвестны, поэтому они не станут отсюда перебрасывать резервы и оголять здесь фронт. Но с одним взводом такого не сделаешь. Тут действовать надо осторожно. Подкрасться, выждать, ударить и исчезнуть. С одним взводом исчезнуть легче. А ударить можно очень сильно. Просто с такими малыми силами нужна большая осторожность.

– Давай, Михалыч, – сказал Соколов по ТПУ. – Забирай вправо. На холме по моей команде «Стоп». Немного осмотримся.

Мело на дороге сильно, и метров на пятьсот в обе стороны уже не различить, где дорога, а где чистое поле. Но это только поземка, она танкам не опасна. Бабенко помигал задним фонарем, подавая сигнал «командиры ко мне». Хрустя сапогами по свежему снегу, к «Зверобою» подбежали лейтенант Сайдаков, командиры танков и старшина Заболотный.