Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - [14]

Глава вторая Встреча с противником (6-23 августа 1942 г.)

Четверг, 6 августа 1942 г. Листовки.

Утром наше расположение облетела «рама» и ушла. Даже боевая тревога не была объявлена. Через небольшое время вновь вернулась, сделала несколько кругов над нашими позициями и сбросила листовки. Была объявлена боевая тревога. Прекратили ремонтные работы и уставили свои взоры в небо. Смотрели на красиво падающие листовки и улетавшую «раму». Некоторые без команды стреляли из винтовок, карабинов, пистолетов по далеко улетевшему самолету, не причинив ему никакого вреда, только раскрыли себя как воинское подразделение. Листовки падали на территорию расположения роты и вокруг, в степь, куда относило их ветром. Люди стали подбирать листовки, читать их. Каждая листовка, кроме текста, имела еще и пропуск на переход к противнику.

Некоторые рвали не читая, другие, будто шутя, складывали их, клали в карман гимнастерки, за отвороты пилотки. Красноармеец из ремвзвода Вернигора сказал демонстративно: «Кушать не просят, на всякий случай пусть лежат». Одну листовку положил за отворот пилотки, а от другой оторвал пропуск и положил его в левый карман гимнастерки. Что-то думал при этом? Может быть, и самому себе не сказал бы. Но, видно, какая-то затаенная надежда, далеко спрятанная в подсознании, еще не осмысленная, заставляла прятать листовки. А вдруг попадет в плен раненый или даже здоровый? Чтобы враг не добил, покажет пропуск. Шанс на сохранение жизни, возможно, очень сомнительный шанс. Но все же… Скажет, что собирался, ждал удобного момента перейти на сторону немцев, а вдруг с этим посчитаются и сохранят жизнь? На других фронтах, особенно в начале войны, в окружение попадали целые наши армии, соединения, части. Многие сражались до конца, выходили из окружения или погибали. Некоторые попадали в плен, не имея возможности сопротивляться дальше из-за ранения или тяжелой болезни. Но и немало сдавалось врагу, видя безнадежность дальнейшего сопротивления, будучи окружены или при других обстоятельствах, и этим, возможно, сохраняли себе жизнь. А какую — вопрос другой. Но были и единицы, которые добровольно переходили к врагу, ненавидя наш строй, ради власти или только для сохранения жизни. Как же поведут себя наши? Мало мы знаем друг друга, подумалось мне тогда, хоть и живем в одном государстве, при одном общественном строе. Всех постигла одна беда, и Родина у нас одна. Укоренилось определенное отношение к ней, к ее общественному укладу. Тогда зачем же прятали листовки иди отдельно оторванные пропуска?

Бумажки продолжали падать на землю. Раздавались голоса:

— Не зря прилетела «рама». Это самолет-разведчик. Жди после нее бомбардировщиков.

— Олухи безмозглые! Рты поразевали и вставили зенки в небо — на, фотографируй нас, военных!

— Еще стрельбой себя выдали, вояки бестолковые!

— Так и разбежались в плен, жди!

— Приучает к культуре — задницу подтирать будем не листом лопуха, а немецкой бумажкой.

Разговоры быстро прекратились. К кошарам спешил командир роты, а за ним политрук. Командир приказал срочно строить роту. Последовала команда дежурного по роте младшего воентехника Завгороднего:

— Рота! Выходи строиться!

Послышались удары гонга. Все шли к главному входу в большую кошару, где проводились основные ремонтные работы. Она считалась центральной. Рядом был вкопан столб с перекладиной, с которой свисала подвязанная короткая железная труба-гонг. Здесь же находилась основная курилка — яма и несколько скамеек, место, где обычно можно узнать все новости. Раздавались команды командиров взводов и отделений.

— Ремвзвод, становись!

— Автотранспортный взвод, становись!

— Отделение по ремонту вооружения, становись!

— Отделение по ремонту электрооборудования, становись!

— Хозвзвод, становись!

Красноармейцы бежали в строй. Личное оружие обычно держали при себе, и почти каждый захватил его.

Выслушав доклад дежурного, командир пристально оглядел каждого, стоящего в строю. Внешний вид не соответствовал воинскому подразделению. Часть людей была в грязных комбинезонах, основная масса в пилотках, у некоторых танковые шлемы на головах. В руках разводные ключи, молотки, котелки. Не все носили противогазы. Снаряжение лежало у кого где: у большинства по машинам, в мастерских, которые могли быть далеко от места пребывания на момент построения или тревоги. Людям толком так и не объяснили, что и когда иметь при себе. Строй ждал бурю, и она разразилась.

— Что за строй тут собрался?! С кем мне предстоит воевать? Это стадо, а не воинское подразделение!

Командир пошел вдоль строя и стал тыкать в грудь почти каждого красноармейца, спрашивая:

— Где твой противогаз? Где твои патроны? Почему в шлеме стал в строй, где пилотка? Где вещмешок?

Еще несколько раз прошелся вдоль строя, остановился на середине и произнес:

— Слушайте меня внимательно. При себе всегда иметь, где бы ни были, оружие и патроны, противогаз, сумку или планшет для командира. Флягу на ремне, шинель-скатку, вещмешок. С этим и строиться. Через пять минут всем стоять в строю. Командирам остаться, разойдись!

И спросил командиров:

— Почему не занимаетесь подчиненными, мать вашу… так и перетак? Людей распустили и сами разболтались. Впредь не только за работу, но и за каждого подчиненного буду спрашивать только с вас.