Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - [15]

При повторном построении командир вновь осмотрел каждого и продолжил разнос:

— Кто давал команду стрелять по немецкому самолету? Что за самовольство, анархия! Безмозглое стадо! Разве у вас нет командиров? В армии без приказов ничего не делается. По боевой тревоге без команды самовольно стали стрелять в немецкий разведывательный самолет и выдали противнику себя и свое расположение. Вместо того чтобы сидеть в кошарах или прятаться в траншеях — выскочили на открытую площадку, уставились на самолет и еще выдали себя стрельбой. Младшего воентехника Завгороднего отстраняю от дежурства. Принять дежурство по роте воентехнику 3-го ранга Дьякову. Водители машин! Машины с горючим и боеприпасами немедленно вывести в район оврага и разместить их в капонирах изолированно друг от друга. Разместить в овраге все колесные машины, которые на ходу, и к вечеру выкопать для них капониры. Командир транспортного взвода! Стройте своих людей отдельно. Соберите у них листовки, все, которые попрятали у себя, и сдайте их комиссару, затем выведите все автомашины в овраг. Автотранспортный взвод, выйти из строя! Выполняйте приказ!

Из строя вышла группа красноармейцев и командиров и ушла за своим командиром.

Командир роты продолжал:

— Ремонтному взводу сдать листовки и немедленно приступить к работе. Всем остальным собрать разбросанные по территории листовки и сжечь их здесь, у гонга. Заместителю по политической части проследить за выполнением приказа. Дьякову выставить наблюдателей с ракетницами — следить за воздухом. Разойдись!

Михайловский повернулся и быстро ушел к себе в машину-летучку, которую оборудовали для него и его заместителей. До этого летучка была полностью укомплектованной спецмашиной для ремонтных работ. Токарный станок и другие приспособления демонтировали и куда-то перенесли. Ординарцем у них был водитель этой машины. У гонга разгорался костер, куда бросали листовки. Занимался сбором политрук Титов.

О листовках в первые часы избегали говорить. Они были двух видов. Синие плотные бумажки размером приблизительно пятнадцать на семь сантиметров. На одной стороне вверху посередине была свастика и по обе ее стороны напечатано типографским шрифтом крупными русскими буквами справа «пропуск», слева — по-немецки, а ниже более мелкими буквами по-русски, что этот пропуск дает право перейти линию фронта. Тем, кто последует по доброй воле, будет гарантирована жизнь и работа в новом немецком государстве и право возвращения к семьям по месту постоянного жительства. Ниже русского текста по-немецки напечатано то же самое. На обратной стороне листка — обращение к гражданам России и бойцам Красной Армии, где писалось, что они обмануты большевиками, комиссарами и евреями, напрасно гибнут в войне. Более жирным шрифтом указывалось, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и призывалось прекратить вооруженную борьбу, переходить на сторону немцев, которые гарантируют новую счастливую жизнь в великой Германии.

Белые листовки в половину стандартного листа. Сверху по-русски и по-немецки «Пропуск» со свастикой между ними и таким же по содержанию текстом, что и на синих листовках. Под текстом пропуска — перфорированная линия для его отрыва. А под линией — воззвание к гражданам России того же текста. Все было напечатано на одной стороне листа.

Содержание листовок и сам факт обращения немцев к нашим войскам постепенно стали обсуждаться личным составом. Равнодушных не осталось. По-видимому, читали все, если не открыто, то украдкой. Делились мнением обычно небольшими группами по два-три человека. Образовывались и большие группы во время перекуров. Основное направление разговора шло о том, что враг выдыхается, резервы его на исходе и рассчитывает обещаниями сломить наше сопротивление.

Но имели место и другие мнения. Особенно много говорил Вернигора во время работы со своим напарником Кихтенко. И разговор чаще заводил он. Говорил, что немцы не заинтересованы всех убивать. Им нужны люди для работы. Вот и призывают сложить оружие и сдаться. Чувствуют силу и не хотят напрасных жертв. Им заводы, фабрики и мосты нужны в исправном виде. Кто будет сопротивляться, того, конечно, станут уничтожать. Многие ему возражали.

— Пока мы тут работаем, «рама» направит бомбардировщиков и хана нам всем будет. В порошок сотрут.

— Не каркай. Он выберет покрупнее дичь, чем мы.

— Он все слопает. Сила-то какая! Куда зашел? Все прет и прет. Съест нас с потрохами.

— Не говори. Тут немцу крышка. Хоть и сила, но и наших много идет.

— Не хватит у него людей, чтоб удержать столько земли. Да и народы не захотят под ним жить. Французов выгнали, хотя они столько бед не натворили, а наши немца тем более не потерпят.

— Чтобы удержать завоеванное, он уничтожит много наших людей.

— Делов-то у него уже немного осталось, — все твердил Вернигора, — вот он уже где. Возьмет Сталинград и на Москву попрет, а там и войне конец.

— Гад же ты, как я вижу! Вон и листовку-пропуск за пилотку положил. К немцу собираешься? — возмутился старшина «Крошка», снял с его головы пилотку, вытащил из отворота листовку, порвал ее и бросил в огонь, а пилоткой шлепнул его по голове. — Контра ты и больше ничего.