Сталинградские были - [23]

Старший лейтенант Голубев видел, как томится этот исполнительный, молчаливый паренек. Однажды он сказал:

— Город ты, Иванов, знаешь хорошо, но ведь тебе после болезни будет трудно ползать по развалинам.

Борис вспомнил убитую девочку, бомбежку переправы, вспомнил Васю, и все в нем запротестовало. Пусть испробует меня старший лейтенант, — подумал он, — а тогда увидит, могу я или не могу».

Свои мысли он выложил Голубеву.

В этот день готовился ночной поиск. Старший лейтенант, отдав необходимые приказания, сказал:

— Сдадите дежурство, товарищ Иванов, и ляжете отдыхать.

— Опять отдыхать?! — со слезами в голосе воскликнул Борис. — Когда только этому будет конец?

— Когда война кончится, — невозмутимо ответил Голубев.

— Товарищ старший лейтенант! Вернусь на завод, товарищи спросят: «Сколько фашистов убил?» А я им: «Некогда было: телефонную ручку крутил». Не пойду я отдыхать!..

— Товарищ Иванов! — строго сказал командир. — Вы немедленно пойдете отдыхать, а завтра отправитесь в город.

— В город?! — не веря своим ушам, переспросил Борис и с благодарностью посмотрел на Голубева.

Командир сдержал свое слово. На другой день он вызвал к себе Бориса и приказал подготовиться к вылазке в город.

— Возьмите с собой пистолет и «карманную артиллерию», — посоветовал он. — В наших условиях солдат без гранаты, что скрипач без смычка. Понятно?.. А теперь в добрый час!

Голубев довел молодого разведчика до передовой, уточнил боевое задание и пожал руку.

— Ну идите да не ударьте лицом в грязь.

— Это я-то? — спросил Борис, улыбаясь. — Будьте уверены, товарищ старший лейтенант, не подкачаю.

Попрощавшись, он нырнул в темноту, ощупью прошел по развалинам метров сто и остановился. Сердце его радостно билось.

Всего каких-нибудь два часа назад он был простым телефонистом, а теперь идет в разведку. Конечно, телефонист тоже важная фигура в армии. Но разве можно сравнить его с разведчиком? Ведь разведка — это глаза и уши командования… В часы боевого затишья Борис изучал устав, внимательно слушал рассказы бывалых разведчиков, учился бесшумно ходить, ползать, метать гранаты, метко стрелять из автомата, распознавать неприятельские знаки различия, типы пушек, минометов. И вот наконец он разведчик. Теперь он сам должен решать, как лучше выполнить задание, как действовать, если придется неожиданно встретиться с противником.

Борис двинулся вперед, ползком перебрался через немецкую линию обороны и, прижимаясь к стенам, стал быстро перебегать от одного укрытия к другому. Это было нелегко, и он вскоре почувствовал усталость.

До Площади павших бойцов, куда направлялся Борис, оставалось уже немного. Он решил забраться в разрушенный дом, передохнуть. Но только присел под лестничной клеткой, как глаза стали слипаться, а голова клониться к коленям. «Эх ты, разведчик! Сцапают тебя, как сонную курицу», — мысленно окликнул он сам себя и вскочил на ноги. И тут же услышал, как по мостовой застучали подкованные каблуки немецких солдат. Это были патрули, охранявшие подступы к площади.

Борис притаился. Когда патрули прошли, тронулся дальше. Через несколько минут он добрался до Дома книги, который выходил фасадом на Площадь павших бойцов.

Раньше это была живописная площадь с большими красивыми зданиями Центрального универмага, почтамта, гостиницы, Дома Красной Армии. Посреди площади был разбит сквер, над которым высился обелиск в память воинов-героев, павших в боях за Царицын во время гражданской войны. Сейчас площадь стала неузнаваема. Немцы, подняв асфальтовые покрытия, изрыли ее зигзагами окопов, понастроили доты и дзоты.

Борис видел глазницы амбразур, силуэты пушек и пулеметов, высунувшихся из укреплений. Он несколько раз пересчитал их, стараясь сохранить в памяти все подробности. Оставалось уточнить пути, по которым гитлеровцы подвозят питание и боеприпасы гарнизонам, находящимся в укреплениях.

Борис решил подняться этажом выше. Но не успел он пройти и половину лестницы, как снаружи послышалась чужая речь и звяканье металла. Потом в проемах окон замелькали тени: «Опять патрули, — подумал разведчик. — Неужели заметили?»

Раздумывать было некогда. Борис бесшумно прокрался в подвал, в котельную, ощупью отыскал топку котла и залез в нее. Однако вскоре он убедился, что тревога была ложной, и снова поднялся на первый этаж. Через амбразуру, пробитую у самой земли, ему было видно, как вражеские солдаты маскировали огромную мортиру, обращенную стволом к Волге, как тянули к ней откуда-то телефонный провод.

«Наверно, от наблюдательного пункта, — подумал Борис. — Надо узнать, где он…»

В это время что-то сухо треснуло в воздухе, дрогнули стены, посыпались кирпичи. Наша артиллерия начала обстрел немецких позиций. Разрывы следовали один за другим. Гитлеровцы забегали, засуетились.

Борис услышал, что кто-то торопливо спускается сверху. Это был неприятельский солдат, может быть, снайпер, может быть, наблюдатель, сидевший под самой крышей. Фашист добрался до перекрытия второго этажа, пробитого бомбой, уцепился за свисавшие обломки, рассчитывая спрыгнуть вниз. Борис нажал на спусковой крючок пистолета, и враг, как куль, грохнулся об пол.