Сталин. Жизнь одного вождя - [165]
Чрезвычайно тяжелыми были жилищные условия подавляющего большинства населения. При Сталине жилье строили по остаточному принципу, направляя в коммунально-жилищную сферу совершенно недостаточные капиталовложения. Копившиеся годами проблемы усугублялись военной разрухой. На начало 1953 г. в городах на одного жителя приходилось 4,5 квадратных метра жилья[938]. Наличие временно проживающих и непрописанных, не попадавших в учет, снижало эту цифру. При этом качество жилья было низким. В городском обобществленном жилищном фонде лишь 46 % всей площади было оборудовано водопроводом, 41 % – канализацией, 26 % – центральным отоплением, 3 % – горячей водой, 13 % – ванными[939]. Причем и эти цифры в значительной степени отражали более высокий уровень благоустройства крупных городов, прежде всего столиц. Ярким показателем положения в жилищном хозяйстве было широкое распространение в городах бараков. Причем количество населения, зарегистрированного в бараках, увеличивалось. Если в 1945 г. в городских бараках числилось около 2,8 млн человек, то в 1952 г. 3,8 млн. Более 337 тыс. человек жили в бараках в Москве[940].
Чрезвычайно тяжелыми были условия труда на советских промышленных предприятиях и в сельском хозяйстве. Неразвитая в силу общей нищеты система материального стимулирования заставляла прибегать к методам репрессивного принуждения к труду. Наиболее откровенно рабский по своей сути труд использовался на предприятиях ГУЛАГа. Однако формально свободные рабочие и колхозники также трудились в значительной степени из-под палки. Набор рабочей силы в промышленность, особенно в наиболее неблагополучные и опасные для жизни отрасли, осуществлялся при помощи насильственных мобилизаций молодежи. Уклонение от мобилизаций каралось заключением в лагеря. С 1940 г. при помощи чрезвычайных трудовых законов рабочие прикреплялись к своим предприятиям. Крестьян, которым почти не платили за труд в колхозах, привлекали к суду, если они не вырабатывали обязательных норм трудодней. Всего в 1940–1952 гг. за самовольный уход с предприятий и опоздания, уклонение от мобилизаций в промышленность и сельское хозяйство и невыполнение колхозных норм было осуждено около 17 млн человек[941]. Эта огромная цифра, лишь в некоторой мере отражавшая истинные масштабы нарушений трудовой дисциплины, говорит о том, какова была реальная цена утверждений советской пропаганды о беззаветном энтузиазме трудящихся СССР.
Между полюсами преданности режиму и недовольства лежала огромная, абсолютно преобладающая зона повседневного безразличия и внешней лояльности. Лишь в некоторой степени откликаясь на пропагандистские влияния, маскируясь и увертываясь от прямых ударов террора, значительная часть населения придерживалась традиций и обычаев. Несмотря на мощный антирелигиозный пресс государства и массовые репрессии против священнослужителей и церковных активистов, большинство жителей страны оставались верующими. Перепись населения в январе 1937 г. показала, что среди граждан СССР в возрасте 16 лет и старше приверженцами религии объявили себя 57 % (более 55 млн человек). И это при том, что часть верующих, опасаясь преследований, скрывали свои истинные убеждения[942].
Чувствительным и опасным для многонационального Советского Союза было сталинское наследство в сфере межнациональных отношений. Период относительного национального либерализма большевиков, строивших первоначально, по определению Т. Мартина, «империю положительной деятельности», завершился в начале 1930-х годов[943]. При Сталине национальная политика становилась все более репрессивной. Массовые аресты и расстрелы по национальному признаку, депортации целых народов, унификация и русификация закладывали под здание СССР мины большой разрушительной силы. Первые взрывы наблюдались уже при Сталине. В Западной Украине и балтийских странах полыхала ожесточенная партизанская война. За фасадом официально пропагандируемой «дружбы народов» (отрицать которую полностью также было бы неправильно) скрывались многочисленные межнациональные конфликты[944]. Обострялся «русский вопрос», отражавший противоречивое положение русского большинства (опоры и жертвы советской империи) и, по мнению Дж. Хоскинга, в конце концов разрушивший СССР[945].
Что знал Сталин об этих проблемах, о реальной жизни «своего» народа? Лидер албанских коммунистов Э. Ходжа, посетивший Москву в 1947 г., запомнил такие слова Сталина: «Чтобы уметь руководить, надо знать массу, а чтобы знать ее, надо идти в массу»[946]. Однако сам Сталин вряд ли следовал этому принципу. В массы он не ходил. После известной поездки в Сибирь в 1928 г., во время которой, впрочем, Сталин заседал преимущественно с местными функционерами, он практически не выезжал «в народ». Официальные встречи с «представителями трудящихся» были тщательно подготовленными пропагандистскими спектаклями. Случалось, что склонный к театральным эффектам Сталин в лучшие моменты своего правления неожиданно появлялся на людях. Однако и такие случайные встречи и импровизации неизбежно приобретали форму «явления вождя народу».
