Сталин в преддверии войны - [9]

. И предпринятые усилия, казалось бы, стали приносить свои плоды. 5 мая 1933 года Германия ратифицировала протокол от 1931 года, который на пять лет пролонгировал Берлинский договор о нейтралитете между Германией и СССР от 1926 года, что было с удовлетворением воспринято в СССР.

Однако в Москве не строили иллюзий относительно долговечности действия подписанного документа. Советник полпредства в Берлине С. А. Александровский еще 18 апреля отмечал, что реальные обстоятельства могут внести серьезные поправки во внешнеполитические замыслы нацистов. Гитлер не может существовать без большой внешней политики; это означает, что он способен прибегнуть к экстремальным средствам, включая военные авантюры, а в конечном счете и войну против СССР³⁵.

Такие сообщения заставляли в Москве задумываться о том, что советско-германское сотрудничество и выгоды, получаемые от него рейхсвером, в дальнейшем могут быть обращены во вред СССР. Видимо, не без колебаний советское руководство продолжило принятый ранее курс на свертывание сотрудничества с гитлеровской Германией в военной области. Во всяком случае анализ немецких дипломатических документов показывает, что инициативу в этом плане проявила советская сторона. Первое сообщение о том, что русские не намерены продолжать деятельность одной из военных баз, поступило от германского посла в СССР Г. Дирксена 28 апреля 1933 года³⁶. Спустя какое-то время советская сторона несколько смягчила свою категоричность. На приеме, устроенном в честь немецкой военной делегации в мае, Ворошилов попросил Дирксена передать своему правительству, что советское руководство, как и раньше, желает поддерживать доброжелательные отношения с Германией. Тухачевский был более сдержан в проявлении дружеских чувств: он дал понять военному атташе Хартману, что в области военного сотрудничества вряд ли удастся придерживаться прежней линии, если она не будет согласована с общей политической позицией сторон³⁷.

В конце мая — начале июня советская политика по отношению к Германии приобрела более четкие очертания. Советское правительство заявило о решении как можно скорее прекратить деятельность германских военных объектов в СССР. Затем последовало новое решение: прекратить обучение командиров РККА в академии германского генерального штаба. В свою очередь германская сторона в июле аннулировала договоренность об участии своих представителей на осенних маневрах Красной Армии. Летом в Советский Союз прибыли специальные представители рейхсвера для ликвидации военных школ и баз. Часть немецкого военного имущества на сумму 2,9 млн. марок была оставлена в распоряжении Красной Армии. К концу сентября ликвидация германских военных объектов на территории СССР была завершена³⁸.

Прекращение советско-германского военного сотрудничества сопровождалось нарастающим охлаждением в политических отношениях. Антисоветские тенденции в политике рейха стали проявлять себя все определеннее. Резким антисоветским выпадом стал так называемый меморандум

А. Гутенберга, министра экономики рейха, который был представлен им в Лондоне на Международной экономической конференции в июне 1933 года. В нем заявлялось ни много ни мало о германских требованиях «жизненного пространства» за счет СССР¹. Вслед за этим в Германии развернулась антисоветская пропагандистская кампания.

Непрерывные нападки фашистской прессы на Коминтерн и СССР, провокации против советских организаций и их имущества в Германии привели к еще большему охлаждению отношений. Только в 1933 году советское посольство в Берлине направило в МИД Германии 217 нот протеста².

Ухудшающиеся отношения с Германией, несмотря на все старания советской стороны их нормализовать, а также тенденция к сближению Германии с Францией и Англией требовали от руководства СССР самых энергичных мер по предотвращению возможности создания антисоветского блока ведущими капиталистическими державами.

Одним из путей решения этой проблемы, как уже указывалось, было наметившееся улучшение отношений с Францией. Этот курс, во-первых, помешал бы германо-французскому сближению на антисоветской основе, а во-вторых (в случае ус-

■двп. 16. С. 359.

² Международная жизнь. 1975. N 7. С. 125.

пешного развития дел), возродил бы традиционный русско-французский союз, всегда являвшийся барьером германскому экспансионизму.

Новые задачи прежде всего требовали отказа от прежних пропагандистских штампов и устоявшихся стереотипов. Если на XI пленуме ИККИ (апрель 1931 г.) неоднократно утверждалось, что Англия и Франция в ближайшее время нападут на СССР (выступления М. Кашена, В. Пика, Э. Тельмана, Г. Димитрова и других), то теперь, по мере нарастания враждебности к СССР в германской политике, отношение Москвы к западным демократиям стало меняться. Уже с 1932 года все более стали расширяться дружественные связи Советского Союза с Францией. Это не осталось незамеченным в Европе. Советский агент из Англии докладывал в разведуправление РККА в марте 1933 года: «Поляки в Лондоне... старательно инспирируют печать, что в Европе создается старое русско-французское согласие с включением Польши в этот союз и т.п.