Сталин: Путь волхвов - [40]

А, получается, спали на тулупе потому, что обустройство коника завещали предки (волхвы), завещали как вещь, — которая чуть-чуть облегчает вызволение на Воргу, а именно в стихию земли.

Так что Сталин спал как хозяин — по древнему русскому обычаю. Сталина за глаза так и звали — Хозяин. Может, как спал, и не знали, но сокровенную сущность Сталина угадывали верно.

Вот вам и ещё одно, сто первое свидетельство волховской сокровенной жизни Сталина, ведшего неугодников планеты, естественно, от победы к победе.

Плащ — в условиях тёплого Средиземноморья, тулуп — в морозной России, а на крайнем Севере, где не водятся бараны, из шкур которых делают тулупы, ключом-символом к Вратам стихии земли является, видимо, шуба. Немедленно вспоминается лисья доха Сталина, которая запомнилась современникам тем, что Сталин носил её на территории Кремля, даже когда она износилась до вида совершенно непотребного. Непотребного настолько, что даже охранники, сопровождавшие главу стремительно крепнущего государства, идти рядом стыдились.

Правильно, а в каком виде должна быть шуба, если на ней не только спят, но её ещё и носят? Правильно. В непотребном. Кошмарном. Жутком. Мне внук Сталина Владимир Константинович Кузаков показывал фото деда, идущего по территории Кремля в этой дохе. Жуткое зрелище. У бомжей одежда намного приличней.

Но Сталин в этом ужасе ходил.

Глава мощного государства. Хозяин.

Вернее, ещё и ходил. Кроме того, что на ней спал.

Даже так: потому и мощное, что в дохе ещё и ходил.

Вещь начинает говорить, когда к ней относятся как к священному предмету, как к вещи. Любая ёмкость становится Чашей Девы, Граалем, вратами на пир Героев, когда в любую ёмкость наливают священный напиток (под любым названием) и, как следствие, весь мир вокруг неё трансформируется в священный. Для «собутыльников»-волхвов, пусть и начинающих, тост за Героев, за Прародину, за Последнего Героя — «молитва»-салат над священным напитком.

Чаша становится Граалем после «молитвы»-салата над ней достойного участвовать в Великой Свадьбе Грядущего, участника эстафеты духа, а Трубка начинает говорить только тогда, когда использующий её в священнодействии озабочен тем, как помочь родам ещё не совершившим вызволение духа.

Трубка — врата в высшие сферы стихии огня, чаша — врата в стихию воды, плащ (во всех его проявлениях) — в стихию земли. Плащ должен начать говорить только тогда, когда неугодник дорос прокладывать дорогу к Прародине («четвёрка»).

Плащ (во всем разнообразии его воплощений) — частный случай Посоха Девы. Посох Девы — приспособление для прокладывания пути. Это и посох, это и снегорез, это и варган, это и бубен (бувень, дунгур), это и золото (деньги на самолёт, например), это и меч (в условиях войны), и наган. Видимо, и компас тоже. Говорить предмет начинает только тогда, когда к нему относятся со священным трепетом, и цель, как уже было сказано, вписывается в цели Круга Героев. Когда намерения совпадают с Целью. Например, вещь стихии земли, карта поможет ищущему определить за тысячи километров место, где можно найти недостающий элемент при сложении мозаики Истины.

Способность за тысячи километров определить, где находится и ждёт поделиться вестью недостающий элемент мозаики, я в себе обнаружил, как только начал писать. Даже ещё до того как приступил к работе над первым «Катарсисом», чтоб ему пусто было за противоположную истине концепцию любви. (Половинка, то есть муж как невротический аналог отца женщины в семейном строительстве, действительно, островок стабильности, но эта связь невротическая, и потому великий тормоз для развития, поскольку всякий невроз отправляет человека не в будущее, а в прошлое — надо бы сюжет «Подноготную любви» переделать в корне, а методику оставить, естественно, без изменения.) Следовательно, к какому-то из воплощений Посоха Девы я относился со священным трепетом уже тогда. Какой же предмет был (и есть) для меня вещь этой стихии? Знаю точно, что это не посох, не снегорез, не топор, не меч, не наган, не тулуп, не шуба, не плащ и даже не варган и не бубен. Тогда что? В сущности, был только один предмет, к которому я относился со священным трепетом. Только один. Это — могилы и стелы павшим в Великую Отечественную, в Священной войне. Где бы я ни был, если была возможность, я всегда подхожу к памятнику, читаю фамилии, и меня всего внутренне переворачивает — разумеется, в мыслях не просто о павших, а павшим именно героически за Родину (теперь понимаю, Прародину).

Поведение далеко не самое типичное, понимаю. И в этом видимо, суть.

Получается, что и памятник героям, просто могила, или даже символ неизвестному Герою — вещь. Не на случайном месте возникает место напомнить о пути Героев.

Была у меня на дороге нежданная встреча с молодым узбеком из Узбекистана. Он автостопом путешествовал. В Брестской крепости дело происходило. Снег ещё не сошёл, сезон не туристический, в музее крепости нас всего два посетителя и было.

Разговорились.

Единственная глубоко запавшая его фраза такая: много могил повидала. У узбеков, народа уже европеизированного, в некоторых родах ещё ценится не стоимость предмета, а его предыстория в