Сталин против Троцкого - [62]

Между тем среди большевиков имелись те, кто выступал как раз за скорейшее заключение мира, – прежде всего Каменев и Зиновьев. Мне вообще не очень понятно, как их, с типичным менталитетом «умеренных» (который куда больше подходил для меньшевиков) занесло в стан отмороженных революционеров.

В общем, Троцкий как по заданию вождя, так и по собственной инициативе тянул время. А ведь мирные переговоры иногда длятся месяцами, а то и годами…[32] С Лениным у Троцкого был такой договор: тянуть, сколько можно, подписывать мир, только если немецкая сторона предъявит жесткий ультиматум.

«Какое действие произвели на немецкую армию февральская, а затем и октябрьская революция? Как скоро это действие обнаружится? На эти вопросы еще не было ответа. Его надо было попытаться найти в процессе переговоров. А для этого необходимо было как можно дольше затягивать переговоры. Нужно было дать европейским рабочим время воспринять как следует самый факт советской революции, и в частности ее политику мира».

(Л. Д. Троцкий)

И некоторое время тактика затягивания вроде бы приносила плоды. Правда, Троцкий тут был не при чем. В руководстве Германии (центральные державы к этому времени не были равноправными союзниками, все решали немцы) было два течения. Одни хотели заключить по-быстрому мир на приемлемых для обеих стран условиях. Это были дипломаты и руководители стратегической разведки, которая работала под «крышей» МИДа. Им противостояли военные, желающие захапать как можно больше. Так что немцы не могли договориться между собой.

Но тут появился новый фактор. Украинская народная республика (УНР) провозгласила себя полностью независимой. (После Октября статус УНР был очень неопределенный. Они не признали большевиков, но и не рвали окончательно связи с Россией. Теперь созрели.) Центральная Рада, верховный орган УНР, был до слез похож на Временное правительство времен Керенского. Там сидели болтуны-интеллигенты, умеренные социалисты с сильным националистическим оттенком. Причем к национализму лидеры УНР приобщились во Львове, входившем тогда в состав Австро-Венгрии. Собственно, оттуда и пошло течение, представителей которого и сегодня называют «бандеровцами». Так вот, в Брест-Литовск приехали представители УНР и заявили о себе как о самостоятельной стороне. Немцам это очень понравилось. «Незалежники» буквально млели от того, что они теперь независимы от «клятых москалей» и что с ними представители великих держав разговаривают «как со взрослыми». Они были готовы подписывать что угодно.

Между тем 10 декабря 1917 года в Харькове образовалось альтернативное, пробольшевисткое правительство. 26 января красногвардейские отряды вышибли самостийников из Киева[33]. Но кого это волновало? Немцы заявили, что признают делегацию УНР, а не украинских большевиков. Забегая вперед, Украину немцам сдали не большевики, а «незалежники». Центральная Рада пригласила немцев. Те пришли – и вскоре разогнали всю эту кодлу к чертовой матери, посадив гетманом более им удобного генерала П. П. Скоропадского.

Положение большевиков стало незавидным. И Троцкого стало заносить. Самое интересное случилось 28 января 1918 года. Троцкий заявил: «Мы более не желаем принимать участие в этой чисто империалистической войне, где притязания имущих классов явно оплачиваются человеческой кровью. Мы с одинаковой непримиримостью относимся к империализму обоих лагерей, и мы более не согласны проливать кровь наших солдат в защиту интересов одного лагеря империалистов против другого… Мы выводим нашу армию и наш народ из войны… Мы выходим из войны. Мы извещаем об этом все народы и их правительства. Мы отдаем приказ о полной демобилизации наших армий, противостоящих ныне войскам Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии.

Мы заявляем, что условия, предложенные нам правительствами Германии и Австро-Венгрии, в корне противоречат интересам всех народов… Народные массы всего мира, руководимые политическим сознанием или нравственным инстинктом, отвергают эти условия в ожидании того дня, когда трудящиеся классы всех стран установят свои собственные нормы мирного сожительства и дружеского сотрудничества народов.

Мы не можем поставить подписи русской революции под условиями, которые несут с собой гнет, горе и несчастье миллионам человеческих существ… Мы не можем освящать насилия. Мы выходим из войны, но мы вынуждены отказаться от подписания мирного договора».

Вот так вам, буржуины проклятые!

Центральные державы восприняли этот пассаж не слишком всерьез, они были готовы вести переговоры и дальше. Но Троцкого несло: «Что касается нас, то мы исчерпали все полномочия, какие мы имеем и какие до сих пор могли получить из Петрограда. Мы считаем необходимым вернуться в Петроград, где мы и обсудим, совместно с правительством Российской федеративной республики, все сделанные нам союзническими делегациями сообщения и дадим на них соответствующий ответ».

Тем самым, Троцкий нарушил приказ Ленина. После чего он отбыл из Бреста.

«Логику тут найти трудно, но зато психологическое объяснение найти легче легкого… Оставаться хотя бы лишний час в Бресте Троцкому казалось страшно опасным. Чтобы не было недоразумений: я, конечно, отнюдь не думаю подозревать Троцкого в физической трусости – он физически храбрый человек. Разумеется, он спасал „вождя“, без которого революция могла погибнуть».