Сталин против партии. Разгадка гибели вождя - [106]

От ЦК дежурил Н.А. Булганин. Я заметил, что он посматривает на нас подозрительно и, пожалуй, враждебно. Булганин блестел маршальскими звездами на погонах; лицо одутловато, клок волос вперед, бородка — немножко похож на какого-то царя Романова или, может быть, на генерала периода Русско-японской войны. Стоя у дивана, он обратился ко мне: «Профессор Мясников, отчего это у него рвота кровью?» Я ответил: «Возможно, это результат мелких кровоизлияний в стенке желудка сосудистого характера в связи с гипертонией и мозговым инсультом». «Возможно? — передразнил он неприязненно. — А может быть, у него рак желудка, у Сталина? Смотрите, — прибавил он с оттенком угрозы, а то у вас все сосудистое да сосудистое, а главное-то и про… (он явно хотел сказать «провороните» или «прошляпите», но спохватился и закончил «пропустите»)…

…Объяснение желудочно-кишечных кровоизлияний записано в дневнике и вошло в подробный эпикриз, составленный в конце дня, когда больной еще дышал, но смерть ожидалась с часу на час.

Наконец она наступила — в 9 часов 50 минут вечером 5 марта[148].

Итак, остаются Берия Л.П. (1899–1953 гг.) и Хрущев Н.С. (1894–1971 гг.). Значит, решение принимал ИЛИ БЕРИЯ, ИЛИ ХРУЩЕВ. Вряд ли такое смелое, по своей сути преступное решение мог принять один человек, скорее всего союз «ИЛИ» следует заменить на «И». Следовательно, решение принял «тандем» Берия и Хрущев. А теперь, уважаемый читатель, взгляните на линейно расположенный список фигурантов «десятки». Оба представителя «тандема» расположились на концах линейки. А если «согнуть» линейку в виде окружности, то словно по Евангелию, «последний» становится «первым», и возглавит этот «преступный» тандем Н.С. Хрущев.

Инициатором свершения акта эвтаназии, скорее всего, явился именно Н.С. Хрущев, исходя не столько из соображений гуманности, сколько из мазохистского стремления пнуть уже чуть живого льва за все те унижения, которые он испытал от «горячо любимого отца всех народов». Стоя у смертного одра вождя, он прокручивал в своей голове кадры жизненной хроники, в которых ярко были запечатлены эпизоды его унизительного положения перед «отцом».

Прежде всего, вспомнились тяжелые военные годы, оставившие в душе Хрущева глубокий след. Наиболее драматическими эпизодами его фронтовой жизни были сдача Киева в сентябре 1941 года и самоубийственное контрнаступление под Харьковом в мае 1942 года, в результате чего Хрущев попал в немилость у Сталина. Верховный главнокомандующий был категорически против сдачи врагу Киева, и на многочисленные сообщения Тимошенко и Хрущева о катастрофическом положении, сложившемся на Юго-Западном фронте, предлагавших оставить Киев, обвинял их в паникерстве и трусости. Тимошенко и Хрущев отдали устный приказ об отступлении без позволения Сталина, но время было упущено и свыше полумиллиона солдат и офицеров попали в плен. Лишь 150 тысяч военнослужащих из 653-тысячной группировки смогли вырваться из окружения.

В тот момент, когда Хрущев со своими подчиненными покидали Киев, пришла телеграмма из Москвы, в которой Сталин «несправедливо обвинял нас в трусости и угрожал, что «будут приняты меры». Обвинял в том, что мы «намереваемся сдать Киев врагу». Однако арестовывать Хрущева Сталин не стал — лишь полностью игнорировал его во время следующего приезда в Москву.

В аналогичный Киевскому котел попали также войска Юго-Западного фронта в мае 1942 года под Харьковом. Командующий фронтом Тимошенко, начальник штаба Баграмян и начальник политотдела фронта Хрущев доложили в Москву, что они готовы нанести сокрушительный удар силами девяноста двух дивизий (свыше 640 тысяч человек, 1200 танков, 13 тысяч орудий и пулеметов, 926 самолетов) по группировке немецких войск из 64 дивизий (группа армий «Юг»). Несмотря на то, что начальник Генерального штаба маршал Шапошников возражал против этого неподготовленного контрнаступления, Сталин план одобрил (правда в урезанном виде — предложил для начала отбить у немцев только Харьков).

Однако немцы смогли разгадать план контрнаступления Красной армии и приняли необходимые меры по окружению советских войск. Отчаянные попытки командования фронта приостановить неудавшееся наступление наткнулось на непреклонное решение Сталина— продолжать наступление. Результат был трагичен: 267 тысяч человек погибли, более 200 тысяч были взяты в плен. К тому же, писал в своих мемуарах Василевский, именно победа под Харьковом дала немцам возможность прорваться к Сталинграду и на Кавказ.

За это крупное поражение Тимошенко и Баграмян были отстранены от командования фронтом, а Хрущев был вызван в Москву. «У меня было очень подавленное настроение, — рассказывает Хрущев. — Мы потеряли много тысяч солдат, утратили надежду, которой жили…» Но главное— Хрущева томила тревога за будущее. Ибо Сталин «на все пойдет, но никогда не признает, что допустил ошибку. Поэтому… я морально был подготовлен ко всему, не исключая и ареста».

Однако Сталин снова не стал наказывать Хрущева, видимо, осознал и свою вину, что поддался на заверения того же

Хрущева о необходимости проведения операции, не прислушавшись к мнению Генштаба. В отличие от Тимошенко и Баграмяна, Хрущев даже не был уволен: вместо этого он вскоре получил новое назначение в Военный совет Сталинградского фронта.