Сталин против Лубянки. Кровавые ночи 1937 года - [10]

Сталин со своей стороны, как мог, поддерживал уверенность ягодовцев в том, что он нуждается в их услугах, доверяет им, что впереди их ожидают новые награды. Ягоде он даже сулил место в Политбюро, а в 1936 г. предоставил квартиру в Кремле. «Словно бы опасаясь, что Сталин возьмет свое приглашение назад, – пишет А. Фельдбин-Орлов, – Ягода назавтра же перебрался в Кремль, впрочем, оставив за собой роскошный особняк, построенный специально для него в Милютинском переулке. Несмотря на то что стояли жаркие дни, Ягода приезжал отсюда в свою загородную резиденцию Озерки только раз в неделю. Очевидно, московская пыль и духота были ему больше по нраву, чем прохлада парка в Озерках». Сталин же тем временем неустанно продумывал способы расколоть ягодинскую группировку изнутри – мечта избавиться от них одним разом оказалась явно неосуществимой. То обстоятельство, что Ягода стал ожидать обещанного ему места в Политбюро, автоматически приостанавливало любые возможные попытки захвата власти с его стороны: зачем идти на риск, если на одном из ближайших Пленумов ЦК Сталин сам вручит всесильному наркому ключи от Кремля?

Начиная с роковой даты 1 декабря 1934 г. – со дня убийства Кирова – Сталин дни и ночи проводит в совещаниях с Ягодой, Аграновым, Молчановым, Гаем, Слуцким и Мироновым. Он предоставил им чрезвычайные полномочия по ведению расследования «измены» партийных вождей вплоть до членов Политбюро (правда, пока только бывших). Они обсуждают вопросы, о которых не полагается знать членам ЦК и даже членам Политбюро. Они чувствуют, что их руками Сталин творит мировую историю. Миронов, состоявший в приятельских отношениях с Фельдбиным-Орловым, в доверительном разговоре с ним выразил это настроение в таких словах: «Дверь открылась, и вошел Каменев в сопровождении охранника. Не глядя на него, я расписался на сопроводительной бумажке и отпустил охранника. Каменев стоял здесь, посредине кабинета и выглядел совсем старым и изможденным… Его речи я слушал когда-то с таким благоговением! Залы, где он выступал, дрожали от аплодисментов. Ленин сидел в президиуме и тоже аплодировал. Мне было так странно, что этот сидящий тут заключенный – тот же самый Каменев, и я имел полную власть над ним…» [73]

Здесь имеет смысл напомнить о том, кто такие были применительно к данной ситуации Каменев и Зиновьев. Руководителям центрального аппарата НКВД СССР середины 30-х гг. оба были известны как высшие в недавнем прошлом руководители СССР. Поколение старых большевиков знало обоих, кроме того, как близких друзей Сталина еще с дореволюционных времен.

И вот теперь эти люди по милости Сталина становятся для руководства ГУГБ НКВД не более чем бесправными подследственными, материалом их «кухни». Ощущение всемогущества пьянит главарей лубянского ведомства. Сталин, со своей стороны, уже в начале 1935 г. подбрасывает им новую кость: так называемое Кремлевское дело [74] , что позволило Ягоде и его подручным прибрать к рукам весь аппарат обслуживания Кремля. Одним росчерком пера Сталин отдал Кремль со всеми его службами в руки Ягоды (решением Политбюро от 14 февраля 1935 г.).

До этого Ягоде приходилось считаться с тем, что комендатура Кремля находится в подчинении секретаря ВЦИК Авеля Енукидзе. Это означало, что никаких оперативных мероприятий в пределах кремлевских стен нарком внутренних дел не мог проводить без согласования с Енукидзе. До 1934 г. они, насколько можно судить, ладили между собою. Однако Ягоде удалось мастерски разыграть свой главный козырь – информированность. Он прекрасно знал, что в ближайшем, семейном, окружении Сталина – единственном месте, где тот еще мог вести себя более или менее раскованно и откровенно, – не все ладно. Его свояченица Мария Сванидзе (она была замужем за шурином Сталина Александром («Алешей») Сванидзе) недолюбливала сестер своего мужа, периодически приезжавших из Грузии и, как она подозревала, пытавшихся решать какие-то свои проблемы через Сталина. Она же была недовольна невысоким служебным положением своего мужа (он возглавлял одно из управлений Госбанка СССР), считая, что будь он активнее во всякого рода интригах, его карьера была бы более достойной. Больше всего, как видно из ее опубликованного дневника, она ненавидела Авеля Енукидзе из-за его давних, с еще дореволюционных времен, связей с грузинской родней Сталина. Вероятно, она и подтолкнула своего слабохарактерного мужа в начале 1935 г. подать донос о том, что в Кремлевской комендатуре не все благополучно. Поводом для этого стали досужие разговоры и пересуды женской прислуги Кремля, о которых становилось известно через начальника СПО Молчанова Ягоде. Конкретно Сталина они подозревали в убийстве своей второй жены Надежды Аллилуевой (которая в действительности застрелилась после очередной ссоры с мужем). Взявшись за дело, которое они окрестили «Клубок», Молчанов и начальник Оперода Паукер быстро раскрутили целое дело о заговоре против Сталина среди кремлевской прислуги (по делу привлекалось свыше ста человек, почти исключительно женщины). Запугиванием, угрозами и бессонницей они вырвали признательные показания. Енукидзе был обвинен сначала в потере политического чутья, выведен из ЦК, исключен из партии и переведен с понижением на Кавказ. Там он жаловался на допущенную в отношении него несправедливость. Фельдбину-Орлову и Шрейдеру, которые в то время отдыхали в одном из ведомственных санаториев, он говорил: «Больше всего против меня старается ваш Ягода» [75] . Первоначально Сталин, вероятно, планировал таким способом лишь усыпить ревность Ягоды. Но поскольку тот заботливо передавал ему слухи о фрондерском ворчании Енукидзе, Сталин рассвирепел: «Енукидзе, оказывается, доволен своим положением, играет в политику, собирает вокруг себя недовольных и ловко изображает из себя жертву разгоревшихся страстей в партии» [76] . В итоге Енукидзе переведен с еще большим понижением в Харьков, где его через полтора года арестовали и вскоре расстреляли внесудебным порядком.