Сталин. Операция «Ринг» - [24]

Прежде чем выйти на место будущего лагеря, Лаубэ решил провести разведку местности. В Зачерню отправился Дырман, а с ним два разведчика. Короткими перебежками, избегая открытых пространств, они подобрались к околице деревни, залегли и стали наблюдать. Нахохлившиеся под снежными шапками избы потерянно смотрели безжизненными бойницами-оконцами на залитые призрачным лунным светом развалины мельницы, колхозной конторы и утопавшие в сугробах улицы. Ни один звук, ни одно движение не нарушали мрачного покоя. Молчали даже собаки. Жизнь, казалось, ушла из деревни.

Прячась за плетнем, Дырман и разведчики подобрались к крайней избе, притаились за колодцем и прислушались. За стенкой сарая тяжело ворочался скот, в избе тоже подавали признаки жизни, за заиндевевшими от мороза окнами мигнул и исчез тусклый огонек. Дырман передернул затвор немецкого автомата и, проскользнув к крыльцу, постучал в дверь. После томительной паузы в сенцах громыхнуло пустое ведро, и испуганный старческий голос спросил:

– Хто цэ?

– Из городской управы! Машина у нас в кювет слетела! Давай лопаты! – на ходу импровизировал Дырман.

– Щас! Щас, господин начальник! Трохи погодьте! Погодьте! – умолял старик.

Его дрожащие руки никак не могли нащупать щеколды.

– Че так долго возишься? Партизан прячешь?! – рыкнул Дырман.

– Та боже упаси! Яки партизаны?

– В доме есть посторонние?

– Не, никого нема. Я, старуха, невестка та диты, – лепетал старик.

Наконец он нашел щеколду. Громыхнул засов, и дверь приоткрылась. Дырман, оттеснив в сторону трясущегося от страха хозяина, шагнул в горницу. Вслед за ним в избу вошли бойцы. В тусклом свете лучины на них испуганно смотрели старуха, средних лет женщина и двое закутанных в мужские рубашки ребятишек. Сердце Дырмана защемило, но ему и разведчикам пришлось и дальше играть роли фашистских прихвостней, чтобы не вызвать подозрений. Отогревшись, съев скудный ужин и расспросив хозяев об обстановке в деревне, они, прихватив с собой лопату, покинули избу и вернулись в группу.

Доклад Дырмана поднял настроение Лаубэ и его подчиненным – высадка десанта для гитлеровцев осталась незамеченной. В ближайшей округе крупных воинских подразделений не находилось. Отдельные вооруженные команды, если и появлялись в Зачерне, то редко, а полицаи вовсе не совали в нее нос. Единственный представитель оккупационной власти – староста, так тот боялся собственной тени. Все, вместе взятое, убедило Лаубэ в том, что операционную базу РДР, как и планировалось, следует разбить в окрестностях Зачерни.

От нее до лесного урочища было не больше 14 километров. Для физически крепких бойцов это было не расстояние. Снегоступы легко скользили по прихваченному морозом снежному насту, и через четыре часа они вышли на место. Первую ночь им пришлось коротать под открытым небом. Два последующих дня ушли на изготовление срубов, один стал штабом, в нем разместились Лаубэ, Дырман и Миклашевский, два других заняли бойцы. Впервые за последнее время они забыли о войне и после ужина уснули мертвецким сном.

Казалось, сама природа оберегала их покой. За стенами землянки-сруба бушевала вьюга и разбойничьим посвистом отзывалась в трубе печи-буржуйки. Ей вторило пламя, весело потрескивавшее поленьями и яркими искорками просыпавшееся на подстилку из лапника. В воздухе стоял пьянящий голову запах хвои, напомнивший Миклашевскому о теплом и беззаботном довоенном лете. Подложив в печь поленья, он вернулся на пост.

Глава 4

К Новому году РДР «Сокол», освоившись на местности, с помощью местных партизан установила связь с патриотами – добровольными помощниками в окрестных деревнях и приступила к активной разведывательно-диверсионной деятельности. После того как через смоленских подпольщиков в окружной полиции были добыты бланки документов и пропуска, Лаубэ отправил Дырмана и с ним опытного разведчика Бориса Немковича в Смоленск с заданием проверить надежность конспиративных квартир «Осадчий» и «Перлов», чтобы восстановить связь с их содержателями.

Не успели Дырман и Немкович покинуть базу, как в штабную землянку ворвался возмущенный Миклашевский. В очередной раз Лаубэ отвел его от операции. Положение «цацы-недотроги» для Миклашевского становилось все более невыносимо. Тайна операции «Ринг» давила на него непосильным бременем. Служба в караулах и участие в хозяйственных работах не могли снять немых, недоуменных вопросов в глазах товарищей. После гибели двух разведчиков во время последней вылазки на «железку» Миклашевский все чаще ловил на себе укоряющие взгляды. Разумом он понимал: проверка надежности явочных квартир в Смоленске без его участия, с точки зрения решения главной задачи операции «Ринг», являлась необходимой мерой предосторожности, а сердце отказывалось это принимать.

Миклашевский бросил умоляющий взгляд на Лаубэ. Тот отвел глаза в сторону и в который раз повторил:

– Игорь, пойми меня правильно, я не могу, я не имею право рисковать тобою.

– Арнольд, и ты меня пойми. Как мне смотреть в глаза ребятам? Как? Скоро месяц, а я фрица живого не видел.

– Увидишь еще, тошнить станет.

– Ага, увижу, когда война закончится.