Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - [217]

Будучи убежден в том, что Вы уверены в моей личной надежности и в моей решимости добиться вместе с Вами безоговорочной капитуляции нацистов, я удивлен тем, что Советское правительство, по-видимому, прислушалось к мнению, будто я вступил в соглашение с врагом, не получив сначала Вашего полного согласия.

Наконец, я хотел бы сказать, что если бы как раз в момент победы, которая теперь уже близка, подобное подозрение, подобное отсутствие доверия нанесли ущерб всему делу после колоссальных жертв – людских и материальных, то это было бы одной из величайших трагедий в истории.

Откровенно говоря, я не могу не чувствовать крайнего негодования в отношении Ваших информаторов, кто бы они ни были, в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчиненных»[1006].

Говорить правду Сталину и убедить его в своей правоте не мог никто. Кроме Рузвельта, как показало дальнейшее развитие событий. Молотов как министр иностранных дел время от времени встречался с Наотаке Сато, послом Японии в Советском Союзе. Задачей Наотаке Сато было отслеживать, сохраняется ли у русских намерение соблюдать договор о нейтралитете между этими двумя странами, что становилось особенно важно в ситуации, когда американские войска теснили японцев все ближе к их родным островам. Молотов вел себя в высшей степени осторожно, чтобы ничем не дать намека на то, что отношение советского правительства к Японии изменилось, ничем не выдать, что уже давно оно с Соединенными Штатами строит планы войны против Японии. Не позднее чем 22 февраля 1945 в своем сообщении на родину Наотаке Сато отметил после встречи с Молотовым: «Молотов, как обычно, был любезен и улыбчив, и в течение всей беседы я ощущал, как тепло он лично относится [к нам]»[1007].

Но теперь, во второй половине того дня, когда Сталин получил послание Рузвельта, все изменилось. В три часа дня Молотов вызвал Наотаке Сато в Кремль и заявил, что Советский Союз желает денонсировать договор о ненападении. В качестве причины было названо следующее: «Япония, союзница Германии, помогает последней в ведении войны против СССР. Кроме того, Япония воюет с США и Великобританией, которые являются союзниками Советского Союза»[1008]. Эта новость внезапно прогремела из громкоговорителей по всем холодным, покрытым слякотью московским улицам и по всей стране по радио.

Кабинет министров Японии подал в отставку. В Америке и Великобритании ликовали: ведь уже появились сомнения и волнения в отношении позиции Сталина, особенно после того, как обнаружилось, что в Ялте Рузвельт согласился отдать СССР три голоса на предлагаемой к созданию Генеральной Ассамблее ООН. Теперь же раздался вздох всеобщего облегчения.

Рузвельт в это время находился на курорте Уорм-Спрингс. 29 марта, в четыре часа дня, он сел в личный вагон «Фердинанд Магеллан». Это было спустя несколько часов после совещания со Стеттиниусом, Боленом и Маклишем, а ранее в тот же день он поставил перед собой цель успеть переговорить с каждым членом своего кабинета (по словам министра труда Фрэнсис Перкинс), а также проконтролировал напоследок выполнение некоторых задач и высказал свои рекомендации по их выполнению. Адмирал Лихи проводил Рузвельта к машине, и президент выехал из Белого дома и направился в Бюро по выпуску денежных знаков и ценных бумаг, где его на платформе уже ожидал вагон «Фердинанд Магеллан». «Он был, как обычно, весел, – вспоминал Лихи, – и когда он садился в машину, я сказал: «Господин президент, очень хорошо, что вы едете отдыхать. Хорошо и для нас тоже, потому что, когда вы в отъезде, у нас гораздо больше свободного времени, чем когда вы здесь»[1009]. Рузвельт рассмеялся и ответил: «Что ж, отлично, Билл, желаю всем приятно провести время, пока меня здесь нет, потому что, когда я вернусь, я собираюсь нагрузить вас всех как следует».

Президента сопровождали Дэйзи Сакли и Лора Делано, которую все звали Полли, эксцентричная, не дающая скучать, яркая (особенно в отличие от Дейзи) дама с фиолетовыми волосами, двоюродная сестра Рузвельта, которая тоже жила в Райнбеке. Президент с нетерпением ждал этих дней отдыха, релаксации, купания в бассейнах с теплой минеральной водой из источников, которая прекрасно восстанавливала его силы. Жил он здесь в малом Белом доме, который построил в 1932 году, – одноэтажном простом каркасном домике белого цвета. Дейзи, чья спальня находилась здесь рядом со спальней Рузвельта, слышала каждый его приступ кашля ночью (и докладывала о нем доктору Брюэнну). Другие сопровождавшие президента располагались в коттеджах неподалеку. Целебные воды, несомненно, очень привлекали президента, как и то, что здесь он был вдали от Элеоноры, что означало, что к нему свободно могла приезжать Люси Резерфорд.

Заявление Молотова послу Японии Наотаке Сато, должно быть, принесло президенту большое облегчение. По крайней мере, ставка в одной из разыгрываемых партий принесла выигрыш. Однако, несмотря на то что Рузвельту удалось развеять опасения Сталина по поводу их взаимоотношений, по двум проблемам Сталин остался при своем мнении, как он написал в своем следующем сообщении к Рузвельту: «Мы, русские, думаем, что в нынешней обстановке на фронтах, когда враг стоит перед неизбежностью капитуляции, при любой встрече с немцами по вопросу о капитуляции представителей одного из союзников должно быть обеспечено участие в этой встрече представителей другого союзника»