Сталин и мошенники в науке - [80]
Доклад Лысенко со всеми выпадами против генетиков и генетики опубликовали на следующий день и "Известия", и, немаловажная деталь, иллюстрирующая то, как власти формировали общественное мнение, одновременно "Совхозная газета" и "Социалистическое земледелие" (30), что свидетельствовало о том, какое важное значение было придано декабрьской дискуссии 1936 года. Газеты и радио оповещали о её ходе всех жителей страны ежедневно. Причем взгляды критиков Лысенко излагались столь скупо, что не только деталей, но и сути критики понять было нельзя. Такое отношение прессы не могло быть прихотью журналистов или случайностью. В стране, где контроль за средствами массовой информации стал во времена Сталина всобъемлющим, ни для прихоти, ни для случайности места не осталось. Газетные публикации, в которых ежедневно огромное пространство отводилось для обругивания генетиков и прославления лысенковщины, воспринимались только как приказ, поступивший из кабинета вождя в Кремле — лично от товарища Сталина. Такие статьи называли в идеологических кругах "установочными материалами", они предписывали не тему, стиль или язык чего-то, это были обязательные для выполнения всеми в стране распоряжения. С их помощью власти сообщали, нужно ли одобрять или, наоборот, осудить любую личность и событие. Иными словами, в установочных материалах до страны доводили императивы, шедшие от Сталина. Неукоснительность выполнения приказов товарища Сталина была ясной и не требовала дополнительных дискуссий.
Поэтому естественно, что обвинения во вредности генетики для советского человека, повторенные всеми центральными и местными газетами, были восприняты как поручение для исполнения, данное товарищем Сталиным своему народу, Неисполнение и неуважение к "установочным императивам" не граничило с тягой к криминалу, а было настоящим крминалом.
Лысенко и его команда отлично осознали заботливое к ним отношение. Под таким прикрытием им не грозили никакие беды. Презент, Перов, Долгушин в решительных выражениях объявили генетику наукой вредной, вовсе и не наукой, а буржуазным извращением научной мысли. Фактически они призвали расправиться не только с учеными-генетиками, но и вовсе запретить в СССР саму генетику как вредительскую науку. Презент четко озвучил большевистский тезис о том, как следует вести теперь дискуссию:
"Диктатура пролетариата и социализм не могут не поставить на очередь творческую дискуссию. Наша дискуссия ничего общего не имеет с теми дискуссиями, которые имеют место на Западе и в Америке… знамя дрозофилы, украшающее грудь многих генетиков, мы оставляем тем из генетиков, для которых дрозофила стала кумиром, заслоняющим от них всю замечательную радость построения обновленной советской науки, науки социализма" (31).
Много времени он посвятил запугиванию Вавилова и дискредитации его как руководителя науки и обратился к генетикам со следующими словами:
"… знамя дрозофилы, украшающее грудь многих генетиков, мы оставляем тем из генетиков, для которых дрозофила стала кумиром, заслоняющим от них всю замечательную радость построения обновленной советской науки, науки социализма" (32).
Долгушин призвал:
"отступить назад…, забыть Менделя, его последователей, Моргана, кроссинговер… и другие премудрости генетики" (33) >{40}.
Настала заключительная часть дискуссии. Лидеры трех групп — генетиков, селекционеров и сторонников Лысенко, должны были выступить с завершающими речами, подвести итоги дискуссии, как они их поняли. Вот в этот-то момент всё встало на свои места. Смысл и содержание критики Лысенко полностью испарились, как будто её и вовсе не было. Получилось что первое в истории СССР важнейшее столкновение взглядов ученых и лысенкоистов завершилось полной и безусловной победой Лысенко.
Вавилов в заключительном слове предпочел не драматизировать обстановку и не давать никаких категорических оценок провала лысенковских обещаний, невежественности его теоретических взглядов и их научной абсурдности, а, как бы надеясь на благоразумие Лысенко и его сторонников, призвал к тому, чтобы проявлять "побольше внимания к работе друг друга, побольше уважения друг к другу" (35).
Лысенко же в своем "Заключительном слове" заявил, что генетики вообще плохо образованы:
"Обнаружилось также, что основная масса "чистых генетиков" (говоря языком Серебровского), особенно лидеры генетики, оказались во многих случаях безграмотными в биологических явлениях" (36).
Высказался он и о Мёллере: дескать, ждать от него помощи социалистическому сельскому хозяйству нечего — не дождешься (по ходу дела он нарочито приписал Мёллеру глупости, которых тот не произносил, заявив о сотьнях поколений):
"Я благодарен проф. Мёллеру за его блестящий доклад… Он четко и ясно сказал — гены мутируют лишь через десятки и сотни тысяч поколений. Влияния фенотипа на генотип нет… В общем получается, что курица развивается из яйца, яйцо же развивается не из курицы, а непосредственно из бывшего яйца. Объяснения, которые дал проф. Мёллер, для нас ясны и понятны. Проф. Мёллер раскрыл свою позицию…
Основное заблуждение генетиков состоит в том, что они признают неизменность генов в длительном ряду поколений. Правда, они признают изменчивость гена через десятки и сотни тысяч поколений, но спасибо им за такую изменчивость. Мы, признавая изменчивость генотипа в процессе онтогенетического развития растений… уже можем путем воспитания заставлять направленно изменяться природу растений в каждом поколении. Я убежден, что в ближайшее время этот раздел работы у нас в Союзе быстро разрастется… Это является делом нашей советской науки" (37).
Книга была дважды издана на русском языке, переведена на английский, отдельные главы появились на многих европейских языках. Книга высоко оценена рецензентами в мировой литературе как наиболее полное описание истории вмешательства коммунистической партии в развитие науки, которое открыло простор для процветания шарлатанов и проходимцев и привело к запрещению многих приоритетных направлении российской науки. Обширные архивные находки позволили автору коренным образом переработать книгу для настоящего издания, включив в нее новые данные и концессии.
История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Однако любой историк в своих исследованиях обращается к альтернативной истории, когда дает оценку описываемым персонажам или событиям, реконструирует последствия исторических решений, поступков, событий, образующих альтернативу произошедшему в реальности. Тем не менее, всерьез заниматься альтернативной историей рискуют немногие серьезные историки.И все же, отечественная история предлагает богатейший материал для альтернативных исследований, ведь даже само возникновение нашего государства на бедных и холодных равнинах северо-востока Европы, да еще и с центром в ничем не примечательном городке, выглядит результатом невероятного нагромождения случайностей.
Стивен Меллер, известный американский археолог-исследователь, много лет посвятивший изучению археологических памятников и истории Египта, предлагает новый, революционный взгляд на одну из древнейших в мире культур. Книга создана на основе эксклюзивных материалов, полученных автором во время экспедиций в Египет, а также новейших расшифровок древних текстов.© S. Mehler, 2004.
Из этой книги читатель узнает, что реальная жизнь кельтских народов не менее интересна, чем мифы, которыми она обросла. А также о том, что настоящие друиды имели очень мало общего с тем образом, который сложился в массовом сознании, что в кельтских монастырях создавались выдающиеся произведения искусства, что кельты — это не один народ, а немалое число племен, объединенных общим названием, и их потомки живут сейчас в разных странах Европы, говорят на разных, хотя и в чем-то похожих языках и вряд ли ощущают свое родство с прародиной, расположенной на территории современных Австрии, Чехии и Словакии…Книга кельтолога Анны Мурадовой, кандидата филологических наук и научного сотрудника Института языкознания РАН, основана на строгих научных фактах, но при этом читается как приключенческий роман.
В преддверии Курской битвы перед ВВС Красной Армии были поставлены задачи по завоеванию полного господства в воздухе, изгнанию люфтваффе с поля боя и оказанию эффективного содействия наземным войскам в разгроме врага. Итог ожесточенных двухмесячных боев, казалось бы, однозначно свидетельствовал: поставленные перед «сталинскими соколами» цели были достигнуты, небо над Огненной Дугой осталось за советской авиацией. Однако подлинная цена этой победы, соотношение реальных потерь противоборствующих сторон долгое время оставались за рамками официальных исследований.Как дорого обошлась нам победа? Какова роль люфтваффе в срыве попытки Красной Армии окружить орловскую и харьковскую группировки вермахта? Стало ли сражение над Курской дугой переломным моментом в ходе воздушного противостояния на советско-германском фронте? На эти и на многие другие вопросы вы найдете ответы на страницах этой книги.
Классическое произведение Корнелиуса Райана, одного из самых лучших военных репортеров прошедшего столетия, рассказывает об операции «Оверлорд» – высадке союзных войск в Нормандии. Эта операция навсегда вошла в историю как день «D». Командующий мощнейшей группировкой на Западном фронте фельдмаршал Роммель потерпел сокрушительное поражение. Враждующие стороны несли огромные потери, и до сих пор трудно назвать точные цифры. Вы увидите события той ночи глазами очевидцев, узнаете, что чувствовали сами участники боев и жители оккупированных территорий.
Издание завершает публикацию всех важнейших зарубежных материалов XVII в. о восстании С. Разина, остававшихся еще не опубликованными. (Первый выпуск — «Записки иностранцев о восстании С. Разина». Л., «Наука», 1968). В сборник вошли: брошюра о восстании, изданная в Лондоне в начале 1671 г., диссертация о Разине, защищенная и изданная в Германии в 1674 г., отклики на восстание западноевропейской прессы 1670–1671 гг. и записки Кемпфера о персидском походе Разина.Материалы комментированы и сопровождены источниковедческими статьями.Издание рассчитано на широкий круг читателей: учителей, студентов аспирантов, научных работников.