Сталин и мошенники в науке - [150]
22-24 мая 1950 года в Москве собрали специальное совещание биологического отделения Академии наук СССР и руководства Академии медицинских наук и ВАСХНИЛ. Оно было посвящено обсуждению проблемы живого вещества и развития клетки. Как вспоминала Лепешинская:
"В самый тяжелый момент, когда последователи немецкого реакционера, идеалиста в науке Вирхова, перешли к аракчеевским методам борьбы, ико мне на помощь пришел отдел науки ЦК ВКП(б), под руководством которого Академией наук СССР было созвано совещание биологического отделения…" (24).
Председательствовал почти на всех заседаниях академик-секретарь биологического отделения АН СССР Александр Иванович Опарин, получивший известность после публикации в 1924 году брошюры "Происхождение жизни" (25). В президиуме восседал Лысенко. Опарин хорошо понимал правила игры и всеми силами угождал Сталину и Лысенко. Опаринский "установочный доклад" был полностью предопределен указаниями из аппарата ЦК партии:
"…такая постановка вопроса возможна только в Советском Союзе. Нигде в капиталистическом мире принципиально не могут быть осуществлены такого рода попытки, просто уже вследствие определенной идеологической установки, определенных подходов к самой проблеме жизни" (26).
Слова о преимуществе социальной системы, при которой только и возможны такие "высоты в постижении жизненных процессов", повторили рефреном все 27 выступивших. Видимо страх перед репрессиями был так силен, что не нашлось ни одного ученого, привлеченного функционерами из партийных органов, кто бы, выйдя на трибуну, вместо дифирамбов Лепешинской развенчал бы её тезисы. Никто не сказал слова в защиту оскверненной науки, даже такие люди как академики А. Д. Сперанский и Н. Н. Аничков или профессор С. Е. Северин — грамотные специалисты, отлично понимавшие, в какую грязь они втаптывают навсегда свое имя>{78}. Единодушно они захваливали с жаром заведомый бред, представляя Лепешинскую как автора выдающегося открытия. Всё обсуждение проходило под прикрытием лозунга Сталина: "Ломать старые традиции, нормы, установки, когда они превращаются в тормоз для движения вперед".
Длинным было выступление Лысенко. Эту речь он потом несколько раз перепечатывал в разных изданиях (27). Он произносил примитивные фразы, которые можно было ожидать от темных крестьян, никогда ничему всерьез не учиввшихся, но которые любят временами поразглагольствовать с большим апломбом, с твердокаменной уверенностью:
"Нам ясно, — сказал он, — что когда произносишь слово "развитие", то это всегда должно связываться с тем, что все, что способно развиваться, имеет начало и конец. По старой же теории, которая утверждает, что клетка развивается только из клетки, начала клетки якобы не бывает, она всегда происходит из клетки. Такое представление не научно, оно не соответствует действительному развитию не только живой природы, но и вообще всей природы…
Правильное теоретическое представление, что клетки могут развиваться и из вещества, не имеющего клеточной структуры, теперь экспериментально обосновано работами Ольги Борисовны Лепешинской. В этом большая заслуга Ольги Борисовны" (28).
Он уверял, что "теоретическая основа" его домыслов о зарождении одним видом других видов, "та же, что и для материала, добытого Ольгой Борисовной Лепешинской":
"Каким путем это происходит? Можно ли себе представить, что, например, клетка тела пшеничного растения превратилась в клетку тела ржи?
Этого я себе не могу представить. Этого быть не может.
Мы себе представляем это дело так: в теле пшеничного растительного организма… зарождаются крупинки ржаного тела. Но это зарождение происходит не путем превращения старого в новое, в данном случае клеток пшеницы в клетки ржи, а путем возникновения в недрах тела данного вида, из вещества, не имеющего клеточной структуры, крупинок тела другого вида. Эти крупинки вначале также могут не иметь клеточной структуры, из них уже потом формируются клетки и зачатки другого вида.
Вот что нам дают для разработки теории видообразования работы Ольги Борисовны Лепешинской" (29).
Рассуждения о "крупинках тела" приводили в шок людей мало-мальски образованных, а "крупинчатость лысенковских мыслей" рождала анекдоты в среде специалистов, но обоих "революционеров науки" выводил на сцену ученых собраний "Великий Сталин", и под давлением слухов о ЕГО признании этих неучей, многие образованные люди предпочли пропеть "аллилуйю" безграмотным новаторам.
Главную роль в научном обосновании правоты Лепешинской (правильнее сказать, научном обмане относительно её правоты) сыграл Г. К. Хрущов>{79}. Когда Ю. А. Жданов просил ученых передать в ЦК результаты тщательно проведенных опровержений Лепешинской, никто этого не сделал. А директор Института морфологии животных им. А. Н. Северцова Хрущов, узнав от Лепешинской об интересе Сталина к её идее, взялся подтвердить правоту "новаторши" и дал поручение своим ученикам представить гистологические препараты, кои бы свидетельствовали о превращении неживого в живое. Однажды он даже привел фамилии своих учеников, предоставивших ему такой материал (назвав Ю. С. Ченцова и В. П. Гилева). Без намеренной фальсификации изготовить их было невозможно, что молодые "исследователи", не испытывая душевных мук, с легкостью проделали. Хрущов принес на сессию их препараты, и в установленных в фойе микроскопах можно было ими полюбоваться. У самой Лепешинской ничего похожего не получалось. Именно в демонстрации выглядящих профессионально научных материалов и заключалась квинтэссенция научной части. Теперь, ссылаясь на якобы очевидную убедительность показанных Хрущовым препаратов, к похвалам в адрес Лепешинской примкнули те, кто совсем иначе — нелицеприятно — отзывался раньше о её домогательствах.
