Сталин и мошенники в науке - [113]
В декабре того же 1945 года Сакс довольно язвительно возразил по поводу политических утверждений Жебрака, явно приукрасившего советские порядки и скрывшего правду о Вавилове, Карпеченко и других исчезнувших генетиках. Сакс спрашивал, куда они исчезли, и задавал вопрос: "…если Вавилов умер, то как он умер и почему?". Он оспорил тезис о свободе дискуссий в СССР и не без издевки спрашивал, почему представители бедных Китая и Индии появились на генетическом конгрессе в Эдинбурге, а советских генетиков там не было? Заканчивал он надеждой на то, что "мы сможем в скором времени возобновить связи и личное общение с нашими русскими друзьями и коллегами" (15).
Посылая первое, а затем второе письмо Маленкову, Жебрак зондировал не просто отношение партийных лидеров к критике Лысенко. Он вынашивал и дерзкую практическую цель: подтолкнуть власти к учреждению в СССР нового научного института, который был бы генетическим по своей направленности и свободным от лысенковского контроля. Поэтому 1 марта 1946 года он послал еще одно письмо Маленкову, в котором обосновал необходимость создания в стране института генетики (16). Президент АН СССР С. И. Вавилов активно поддержал идею (опубликовано его собственное признание на этот счет (17)). Несомненно, без предварительного обсуждения с руководством в аппарате ЦК на высоком уровне Президент АН СССР делать этого не мог.
Сначала Бюро Отделения биологических наук одобрило как идею создания Института цитологии и генетики, так и перспективный план его исследований (18). Вопрос о создании нового института был признан исключительно важным и включен в повестку дня заседании Президиума АН СССР 18 июня 1946 года первым пунктом. Открыто включать в повестку дня заседания Президиума столь одиозную идею Вавилов не мог, значит, предварительно вопрос о создании академического института был обговорен с кем-то из руководителей страны и оценен положительно. Подавляющим большинством голосов идея была одобрена. Против проголосовали всего два члена Президиума — Лысенко и Н. С. Державин (филолог, большевик с большим партстажем>{56}).
После принятия этого решения с Жебрака как с инициатора процесса потребовали представить конкретные предложения по будущей тематике института, его структуре, численному составу коллектива, потребным материальным ресурсам (о том, что именно Жебрак был назначен ответственным за составление этих важнейших параметров будущего академического института говорилось в ряде выступлений на заседании Президиума АН СССР в конце августа 1948 года (19), об этом же рассказывали мне в личных беседах многие из генетиков, кого Жебрак привлек тогда к созданию этого института>{57}).
Другим важным указанием на то, что в академии считали вопрос предрешенным, стало то, что с осени 1946 года отдел кадров Академии начал выделять ставки для зачисления сотрудников в будущий институт (20). Это означало для всех, кто знал неписанные правила бюрократического процесса в СССР, что вопрос уже согласован на верхах настолько, что можно было начинать практические шаги.
К началу 1947 года идея была проработана дальше, и 24 января 1947 года С. И. Вавилов и Академик-секретарь АН СССР Н. Г. Бруевич направили заместителю Председателя Совета Министров СССР Л. П. Берии письмо, в котором на трех страницах изложили научные и организационные предпосылки создания нового института (21). Бывший кольцовский институт, переименованный в Институт цитологии, гистологии и эмбриологии, было предложено разделить на два: институт с прежним названием и Институт генетики и цитологии. Уже во втором абзаце письма главный довод в пользу учреждения нового научного центра был объяснен без утайки:
"Необходимость создания [нового института] вызывается тем, что существующий Институт генетики, возглавляемый академиком Т. Д. Лысенко, разрабатывает в основном проблемы мичуринской генетики. Проектируемый Институт генетики и цитологии будет разрабатывать другие направления общей и теоретической генетики" (22).
Затем были перечислены пять основных проблем, по которым планировалась работа института (в том числе третьим пунктом была названа "разработка методов физики и биохимии в проблеме наследственности"), описана структура будущих лабораторий, указано, что "в настоящее время кадры для Института генетики и цитологии представлены 8-ю докторами наук и 14-ю кандидатами" (23) и высказано предложение о территориальном размещении института. К письму был приложен проект постановления Совета Министров СССР (24) о создании института и "список научных работников", которых предполагалось привлечь в новый центр (25).
К своему обращению Вавилов и Бруевич приложили еще две страницы. Это был протест Лысенко, резко возразившего против идеи в целом. Свое "Особое мнение" он написал сразу после первого заседания Президиума АН СССР еще 4 июля 1946 года. То, что этот документ в течение более полугода оставался без движения в канцелярии Академии наук и только сейчас был приложен к официальному обращению в правительство, говорило о многом. Задержав письмо и не дав ему хода сразу, Вавилов и Бруевич видимо были, во-первых, уверены, что могут именно так обращаться с еще совсем недавно всесильным Т. Д. Лысенко, а, во-вторых, что им не стоит опасаться возможности, что его голос пересилит чьи-то голоса наверху в руководстве страны. Но вместе с тем, жалоба Лысенко могла оказаться зловещей для судьбы нового детища. Он писал:
Книга была дважды издана на русском языке, переведена на английский, отдельные главы появились на многих европейских языках. Книга высоко оценена рецензентами в мировой литературе как наиболее полное описание истории вмешательства коммунистической партии в развитие науки, которое открыло простор для процветания шарлатанов и проходимцев и привело к запрещению многих приоритетных направлении российской науки. Обширные архивные находки позволили автору коренным образом переработать книгу для настоящего издания, включив в нее новые данные и концессии.
А знаете ли вы, почему все тела притягиваются друг к другу? Что в действительности скрывается за латинским словом «гравитация»? В книге творчески изложена теория старения, связанного с накоплением в организме тяжёлых солей. А также читатель узнает, кем был, где и когда на самом деле жил Иисус Христос, основатель христианства. Автор развивает смелые идеи современных исследователей А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского.
Константин Михайлович Базили, популярный в русских литературных кругах 30-х годов XIX в. автор «Очерков Константинополя», видный дипломат, друг Н. В. Гоголя, пожалуй, меньше всего известен своими трудами о Сирии (вслед за автором мы употребляем здесь историческое понятие «Сирия», имея в виду современные территории Ливана и Сирии). А между тем работы Базили о Сирии оставили значительный след в науке. Его книга «Сирия и Палестина под турецким правительством» была одним из первых в мировой литературе трудов по Новой истории Сирии, Ливана и Палестины.
В изданиях, посвященных истории Великой Отечественной войны, мало и неохотно рассказывается о битве советских войск под старинным русским городом Ржевом. Между тем под Ржевом полегло более двух миллионов человек – больше, чем под Сталинградом или в иных сражениях великой войны. Вину за такие огромные потери многие возлагали на Верховного главнокомандующего Сталина, обвиняя его в неумелом руководстве армией и стратегических просчетах.Однако время делает свою работу. Открытие архивов КГБ-ФСБ дало возможность понять и оценить триединый стратегический замысел советского командования: операции «Монастырь», «Уран», «Марс».
История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Однако любой историк в своих исследованиях обращается к альтернативной истории, когда дает оценку описываемым персонажам или событиям, реконструирует последствия исторических решений, поступков, событий, образующих альтернативу произошедшему в реальности. Тем не менее, всерьез заниматься альтернативной историей рискуют немногие серьезные историки.И все же, отечественная история предлагает богатейший материал для альтернативных исследований, ведь даже само возникновение нашего государства на бедных и холодных равнинах северо-востока Европы, да еще и с центром в ничем не примечательном городке, выглядит результатом невероятного нагромождения случайностей.
Из этой книги читатель узнает, что реальная жизнь кельтских народов не менее интересна, чем мифы, которыми она обросла. А также о том, что настоящие друиды имели очень мало общего с тем образом, который сложился в массовом сознании, что в кельтских монастырях создавались выдающиеся произведения искусства, что кельты — это не один народ, а немалое число племен, объединенных общим названием, и их потомки живут сейчас в разных странах Европы, говорят на разных, хотя и в чем-то похожих языках и вряд ли ощущают свое родство с прародиной, расположенной на территории современных Австрии, Чехии и Словакии…Книга кельтолога Анны Мурадовой, кандидата филологических наук и научного сотрудника Института языкознания РАН, основана на строгих научных фактах, но при этом читается как приключенческий роман.
В преддверии Курской битвы перед ВВС Красной Армии были поставлены задачи по завоеванию полного господства в воздухе, изгнанию люфтваффе с поля боя и оказанию эффективного содействия наземным войскам в разгроме врага. Итог ожесточенных двухмесячных боев, казалось бы, однозначно свидетельствовал: поставленные перед «сталинскими соколами» цели были достигнуты, небо над Огненной Дугой осталось за советской авиацией. Однако подлинная цена этой победы, соотношение реальных потерь противоборствующих сторон долгое время оставались за рамками официальных исследований.Как дорого обошлась нам победа? Какова роль люфтваффе в срыве попытки Красной Армии окружить орловскую и харьковскую группировки вермахта? Стало ли сражение над Курской дугой переломным моментом в ходе воздушного противостояния на советско-германском фронте? На эти и на многие другие вопросы вы найдете ответы на страницах этой книги.