Сталин и мошенники в науке - [103]

Завершая дискуссию, Митин обратился к Вавилову с оскорбительными замечаниями, которые должны были показать публике, что Вавилов не за науку ратует, он просто плохой патриот, он-де пресмыкается перед Западом и не хочет ввязываться в борьбу с презренными капиталистами:

"Вот выступал здесь акад. Н. И. Вавилов. Он говорил о мировой генетике. Он сделал обзор того, что имеет место теперь в этой области. Но что характерно для этого обзора?… Я бы сказал, чувство преклонения перед толстыми сборниками, которые он нам здесь показывал, без малейшей попытки анализа содержания этих сборников. Неужели в этих сборниках, очень толстых, весьма солидных, напечатанных к тому же на хорошей американской бумаге, выглядящих так респектабельно, неужели там все правильно, неужели нет ничего в этих сборниках такого, что требовало бы к себе критического подхода? Простите, Николай Иванович, за откровенность, но когда мы слушали вас, создавалось такое впечатление: не желаете вы теоретически поссориться со многими из этих, так называемых мировых авторитетов, с которыми, может быть, надо подраться, поссориться!" (11).

Другой философ "сталинского набора" — П. Ф. Юдин тоже торопился воплотить на практике наказ Сталина разобраться с этими "отщепенцами на научном поле" и стремился представить генетику классово-чуждой наукой, а генетиков носителями не только ненужных, но и вредных взглядов, не имеющих права существовать в советской науке и советской стране вообще. В соответствии с таким подходом он потребовал:

"НЕОБХОДИМО ИЗЪЯТЬ ПРЕПОДАВАНИЕ ГЕНЕТИКИ ИЗ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ, А В ВУЗЕ ОСТАВИТЬ ЕЕ ПОСЛЕ ПРЕПОДАВАНИЯ ДАРВИНИЗМА, ЧТОБЫ УЧАЩИЕСЯ МОГЛИ ЗНАТЬ, ЧТО И ТАКИЕ, МОЛ, ЛЮДИ И УЧЕНИЯ БЫЛИ" (12).

В русле этой идеологии был его совет, обращенный к генетикам:

"Вы можете принести огромную пользу, неизмеримо больше пользы делу социализма, делу советского народа, если пойдете по правильному пути, если откажетесь от тех ненужных, устаревших, ненаучных предположений, от того ХЛАМА И ШЛАКА, КОТОРЫЙ НАКОПИЛСЯ В ВАШЕЙ НАУКЕ" (13).

По завершении дискуссии Вавилов послал Митину письмо, в котором постарался объяснить тому, что генетика это вовсе не реакционная, а подтвержденная тысячами хорошо документированных экспериментов наука, несущая очевидную пользу человечеству. Он начинал письмо словами упрека Митину, говоря, что "подведенный Вами итог конференции… оставил горький осадоки разделение реакционной и передовой науки сделано и неправильно, ибо то, что "Презенты" усиленно желают называть передовой наукой, фактически поворачивает ее назад на десятилетия… [Н]ыне вокруг Т. Д. Лысенко культивируется фактически игнорирование науки" (14).

Вавилов наверняка прекрасно понимал, что Митин играл подчиненную роль репродуктора, включенного в радиосеть, где на другом конце у микрофона сидел Сталин и диктовал ему, что и как говорить. Вряд ли Вавилов был столь наивен, чтобы не осознавать, что Сталин уверился в правоте ламаркизма и ошибочности вейсманизма, почему и звучали на дискуссии приказы осудить генетику в столь резких выражениях. Но сам факт осуждения был фатальным, поскольку слова Митина, Юдина и Лысенко немедленно воспроизводились в "Правде", и их ежедневно узнавала вся страна. Эти слова подавались массам советских читателей так, будто генетика враждебна социалистическому строю. Направляя письмо непосредственно Митину и открыто и честно обосновывая несогласие генетиков и образованных биологов с антинаучными взглядами Лысенко и его приверженцев, Вавилов отвергал лысенковщину в весьма резких выражениях и буквально шел на амбразуру. Ведь он понимал, что Митин, имевший прямой выход на Сталина, непременно покажет его резкое письмо Сталину. Возможно, Вавилов еще надеялся хоть как-то изменить отношение вождя к науке.

Одним из результатов совещания стало выставленное Вавилову требование подготовить многоплановое руководство, в котором с марксистских позиций, но исключительно критически были бы рассмотрены итоги развития генетики. Поручение предусматривало, что сами генетики выступят с критикой взглядов западных коллег и сами развенчают фактические ошибки того направления, которое теперь было приказано именовать в стране как "формальная генетика". Этим Вавилову давалась как бы надежда на получение индульгенции от Сталина, готового простить ошибки советских генетиков, если они найдут силы покаяться и распять "формальную генетику" и, проявив публично желание отмежеваться навсегда от нее, сохранят для себя возможность работать и дальше в рядах советских ученых.

Дважды план будущего издания, озаглавленного "Критический пересмотр основ генетики", и ход работ над сборником рассматривали на заседаниях Президиума АН СССР (22 марта и 15 июня 1940 года), и оба раза Вавилов испытывал огромные трудности в противостоянии нападкам политиканов, требовавших от него пересмотреть и отвергнуть кардинальные положения науки, заменив их соответствовавшими сталинскому духу верованиями лысенковского типа (не надо забывать, что с конца 1939 года в Президиуме АН СССР заседали в качестве членов Лысенко, Митин, Ярославский, Вышинский и другие люди, прогнувшиеся под напором сталинских указаний).