Сталин и литература - [48]

И снова размышляет: "Когда-нибудь! Но что делать сейчас?" И пишет, что колебался долго, включать ли эти воспоминания в "Отблеск костра". А потом решил включить, потому что главное — это правда... И заключает: "А правда ведь пригодит­ся —-* когда-нибудь!"

Я много думала над этими словами — их глубоким и даже тайным смыслом.

Что думал сам Юрий Трифонов в этот момент? Как понимал арест Сталина и сидящего рядом с ним Малиновского? Почему так тщательно описал эту картину, которую запечатлела Словатинская, не понимая смысла того, о чем пишет?

Это трифоновский поворот мысли, еще не договоренной до конца, мгновенно запечатленной для настоящих и будущих времен.

Не надо забывать о том, что свою главную книгу об отце он не успел написать. Сколько раз я слышала его слова о том, что пишет он эту книгу, потом отрывается от нее, снова пишет... И возвращаясь к его размышлениям о том, что мог вспомнить Сталин, увидев сочетание слов — Юрий Валентинович Трифонов — хочу добавить и этот публично разыгранный спектакль ареста, когда именно Словатинскую, его бабушку, Сталин выбрал для спуска на нее версии об его аресте.

Сколько мы читали об арестах во все времена и эпохи... Никогда не встречала такого! Всегда была и тайна, и неожиданность, и внезапность. А тут все похоже на плохой спектакль на организованном им самим благотворительном концерте.

А после этого Сталин отправился в Туруханский край и на глазах лучших друзей Валентина Трифонова украл библиотеку, которую собирали там ссыльные, любили ее и берегли.

По этим причинам Сталин, конечно, "недолюбливал" братьев Трифоновых. Были и другие причины. Прежде всего в том, что Валентин и Евгений Трифоновы были реальными участниками революции, подлинными создателями Красной гвардии, Крас­ной армии...

Юрий Трифонов пишет об этом как историк, изучающий документы эпохи, как писатель, стремящийся сохранить верность правде, как сын, с болью вглядывающийся в путь отца.

Я хочу еще раз напомнить первые слова сталинского ультимативного письма Ленину:

"...Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево мандаты Трифонову (Донская область), Автономову (Кубанская область)..."

Я писала выше, что Евгении Трифонов был в Царицыне комиссаром. Но тут не может быть подлинности и конкретности. Не исключено, что фамилия "Трифонов" носит у Сталина обобщенный характер и объединяет, как мы видели, не только Евгения, Валентина, но и Юрия Трифоновых.

Характерно, что в "Отблеске костра" он пишет об отрицательном отношении своего отца к Троцкому и приводит много выразительных документов, подтверждаю­щих это. А у Сталина они соединены в одной фразе — Троцкий — Трифонов, как своеобразный двучлен, тождество, цельное понятие. В то время, когда в действитель­ности они были скорее враждебны друг другу. Это соединение подтверждает фальси­фикацию.

Поэтому "Трифонов (Донская область)" — обобщенное понятие. Сюда входит и Евгений — комиссар, и Валентин, который, как чрезвычайный представитель Нарком- воена, ехал поездом на юг — "30 апреля поезд прибыл в Царицын". "Май 1918 года На Юге", — пишет об этом Юрий Трифонов. Воссоздавая по документам историю гражданской войны, Юрий Трифонов упоминает о кратковременном приезде комис­сии, куда входили Дзержинский и Сталин. Он с усмешкой пишет об этом приезде и говорит, что Третья армия, куда они приехали, "вовсе не была в таком плачевном состоянии" и в деятельности комиссии не нуждалась совсем.

Вот каким многообразным оказался круг воспоминаний Сталина от этого сочета­ния слов — Юрий Валентинович Трифонов.

Надо сказать, что сталинское письмо Ленину совсем не отразилось на положении братьев Трифоновых и приезд комиссии никак не изменил положение их дел.

Об этом свидетельствует и такой факт — в 1919 году в газете "Правда" была напечатана большая статья В. Трифонова — "Фронт и тыл". Ее печатали четырьмя подвалами с продолжением 5, 8, 15 и 19 июня 1919 года.

Естественно, что Ленин ее читал. И, вероятно, одобрял. И не придал никакого значения кратковременному рывку Сталина на фронт. Ясно, что в тогдашней истории это не оставило никакого следа.

Завершая книгу об отце, Юрий Трифонов пишет: "Штаб Кавказского фронта в момент его образования находился в Саратове, во время подготовки наступления прибыл в Миллерово и в ходе наступления обосновался в Ростове. Так вернулся отец в город своей юности, где когда-то давно баррикады Темерника определили его жизнь, — было ему в ту давность шестнадцать лет, и казалось, наверное, что револю­ция победит очень скоро, самодержавие рухнет и наступит царство свободы. С тех пор прошло еще шестнадцать лет. Революция победила... Всё в стране переменилось, всё бурлило, всё разделилось на два люто враждующих лагеря, всё напряглось до отчаянных последних пределов, а до царства свободы было еще далеко".

Еще очень далеко... Неслучайно свой роман о народовольцах Юрий Трифонов назовет "Нетерпение". И слово это станет потом формулой, образом и символом.

Незадолго до своего ареста Валентин Трифонов написал военно-теоретическую книгу "Кон гуры грядущей войны".

"Весь тон книги был суров и тревожен", — говорит Юрий Трифонов. В ней его отец писал о том, какой будет война с фашистской Германией, и предупреждал о ее угрозе. Книга "Контуры грядущей войны" не увидела света. Валентин Трифонов закончил ее в начале 1937 года. И послал рукопись нескольким членам Политбюро — Сталину, Молотову, Ворошилову, Орджоникидзе.