Сталин. Детство и отрочество - [14]

Молвил парень в черной блузе,

Боль и ужас одолев.

* * *

Не мальца ль желанье сбылось,

Чтоб герой не погибал?

Смертник, в саван облаченный,

Оборвался и упал.

— Он, видать, невинен, люди! —

Загудел кругом народ.

— Пощадить! Неправы судьи,

Раз могила не берет!

Но палач опять за дело,

И народ теснится зло.

Зреет ярость.

                Грудь Сосело

Снова дышит тяжело…

— Этак даже псов не душат

Или брошенных котят!

Если то царя веленье,

Он не меньше виноват!

И подавлен мальчик думой.

Сверстников объемлет страх.

И домой бегут ребята

С первым ужасом в глазах.

* * *

Едва вздремнув, проснулся мальчик

И в гневе он клянет царя.

Учителей тревожит в школе,

Негодованием горя.

— Нас наставляет катехизис,

Что вечен справедливый бог,

Что вездесущ и неизменен,

Непостигаем и высок.

Твердим, что с дней первоначальных,

Неизмерим, неповторим,

Он, всеблагой и всемогущий,

Дарит добро сынам своим.

— Ты прав, дитя!

                 — Тогда чего же

Людей лишает он щедрот?

Ужель не знает, что пирала

Обида и нужда гнетет?!

— Он знает все!

                  — Тогда зачем же,

Когда любимцев одарял,

Забыл создатель всемогущий,

Что счастья жаждет и пирал?!

— Дитя! Господь великодушен,

Но он испытывает нас,

Нам предназначив эту землю,

Следя за нами каждый час.

И по заслугам в этом мире

За гробом одаряет он…

— Но ведь создатель мудр от века

И не как смертные рожден.

Зачем всезнающему богу

Людей напрасно искушать?

Раз он дает дыханье грешным,

Ведь им греха не избежать!

А потому…

            — Ты, Джугашвили,

Побойся бога! Меру знай!

Чего ты затеваешь споры?

Вопросов праздных избегай!

Учи прилежней катехизис!

Не по годам ты, братец, смел!

Все, сказанное в этой книге,

Вписать создатель повелел…

И мальчик сел, смущен, за парту;

Сомнений не унять ему.

И в возмущенном юном сердце

Звучат слова: — А потому…

ДУМЫ И ПРЕДВЕСТЬЯ

Слушал малыш поученья.

Что это? Голос могил?

Слушал, но детской мечтою

Где-то высоко парил.

Слушает, но не сдается.

Думает тайно: «Не то!»

Чудятся дальние страны,

Где не страдает никто.

Понял, что в школе готовят

Преданных трону навек,

Чтобы льстецы выживали

И погибал человек.

Знает, что, множа напасти,

Мир расколола вражда.

Боль обжигает крапивой

И не пройдет никогда!

Ярость в младенческом сердце,

Гневом пылают глаза;

Ждет он, чтоб толпы восстали

И грохотала гроза.

Парус упругий натянут,

Тучами небо грозит.

Сердце уже пламенеет

И не прощает обид.

И, недовольная жизнью,

Неукротима душа.

Что же Сосело подскажут

Книги — друзья малыша?

* * *

— Чего не спишь еще, мой голубь?

— Другой, как эта, книги нет!

Хотел бы до последней строчки

Прочесть, пока блеснет рассвет.

Стихов певуче-звонких сладость

Впивает мальчик, опьянев.

Он любит древние сказанья

И руставелевский напев.

— О, хевисбер, могучий Гоча,

Моя мечта всегда с тобой!

— Рожденный раз лишь раз погибнет! —

Звучит его ответ простой.

— Но умирать героем должно,

Во имя ближних, мой сынок,

Чтоб весь народ, скорбя о жертве,

Итти за гробом гордо мог.

— Отец! Поверь, что так и будет!

Мне умирать не тяжело! —

И в урагане знамя Гоча

Горит, взметнувшись, как крыло.

— О, хевисбер, народом чтимый,

Скажу, сходя навек во тьму:

— Земли, где кости предков тлеют,

Не отдавайте никому!

Здесь кровь издавна обагрила

Народа страдные пути…

Служа мечом родному краю,

Отчизну жизни предпочти!

* * *

В горах не дрогнет знамя рода,

Потоком движется народ.

То Гоча, обнажив седины,

В поход воителей ведет.

— Пускай погибнет тот мохевец,

Что, словно раб, в пыли падет.

Смерть не страшна! Лишь древо жизни

Цвело б опять из года в год!

— Веди нас за собою, Гоча!

Ворвись, как вихрь, во вражий стан! —

К груди прижал Сосело книгу,

Восторгом пылким обуян.

ЗА ВАМИ СЛОВО, МОЛОДЫЕ!

О, Сопром, любимый всеми,

Друг селян и сельских нив!

У тебя медовый голос,

Ты всегда красноречив.

— Ваш черед, о молодые,

Обнажить для боя меч!

Воронье над нолем кружит,

Где отцам пришлось полечь.

Жизнь — взволнованное море,

Волны буйно мчатся вдаль.

Будьте крепки, словно скалы

Или кованая сталь!

Только благо торжествует!

С давней нам растят поры

Горгасланов и Давидов

Берега родной Куры.

Поседел Ираклий в битвах;

Кровь не сохла на клинке.

Голос скольких, жизнь сложивших,

Раздается вдалеке!

Горы Картли сохранили

Славу предков навсегда.

Храмы, замки и твердыни —

Плод великого труда.

Львы служили нашим предкам,

Не рожденным для цепей,

И земля отчизны нашей

Это — пепел из костей.

Не забудьте же, картлийцы,

Доблесть деда и отца!

Их мечи не устрашили,

Ни смертельный град свинца!

Ваш черед, о молодые,

Вам пути уступим мы!

Пусть нужда вас не пугает

И жестокий лед зимы.

Не одним мечом, а знаньем

Станет край непобедим.

Мы всегда с народом будем

И в напастях отстоим!

Быть с народом, нас вскормившим,

В дни несчастий и труда, —

И тогда душой и телом

С ним сольешься навсегда.

* * *

Они «Како» сегодня учат.

Как увлекателен урок!

О, сколько слез Илья исторгнет

Неотразимой властью строк!

«Владетель крикнул: — Люди, розог! —

И вот седого старика

Приволокли свои же братья.

Жестоко был старик избит,

Кого в селенье каждый чтит.

А я внимал мольбам и стонам

С душой и сердцем возмущенным…

Ни бледность старца восковая,

Ни борода его седая,

Ни воля мудрого творца

От князя не спасли отца!

Я рядом был, но что я мог?!..»[5]

Такая тишь стояла в классе, —

Казалось, что ударит гром.