Сталин. Детство и отрочество - [12]

Хоть в саван туч его одень!

Ты перепрыгнешь даже бездну,

Как разбежавшийся олень!

У дуба на лесной дороге,

Свинцом предателя пронзенный,

Арсен, с потухшими глазами,

Застыл, коленопреклоненный.

И смерть встречая без боязни,

Глядит печально на Сосело:

— Не могут люди жить без солнца

Под гнетом тьмы оледенелой.

Родятся тысячи и гибнут,

Могилы множа на кладбище,

Чтоб прозябать под вечным небом

И добывать трудами пищу.

А я внимал призыву воли,

Как звону закаленной стали,

Как на костре, сгорал от муки,

Когда сородичи страдали.

Противен — кто, подобно мулу,

Забыв про кнут, один пасется,

Кто деревом с листвою тощей

Клонится над гнилым болотцем.

Стегнув коня, взлететь бы к солнцу!

Не быть в плену у тьмы постылой!

И я иной судьбы достоин,

Ведь солнце мне в глаза светило!

* * *

Все ближе смерть. К груди костлявой

Хотела б молодца прижать,

Но, окроплен водой бессмертья,

В народе он живет опять!

И кудри черные истлели,

И тьма легла в орбиты глаз,

Но добрым именем героя

Народ клянется и сейчас.

И в ясный день, и в непогоду

Стоит он солнцем в вышине;

Его бессмертная отвага

Живет и будет жить в стране!

Его клинок висит на солнце

И взор людей влечет к себе,

Чтоб в должный час украсить пояс

Не отступавшего в борьбе.

Над победителем сияют

И солнце в небе, и луна.

О, разве смерть того осилит,

В чьем сердце жизнь заключена?!

И жив герой в орлином царстве,

На мир взирая с высоты;

Орлы крылами прикрывают

Его, как воина — щиты!

* * *

Расплавилось в ущелье солнце,

Но не смолкает песнь мествире!

Хвостом павлиньим виноградник

Раскинулся в прибрежной шири.

Сады души кропит слезами

Певец — скиталец поседелый.

И слушают сказанья ивы,

И внемлют песням земледелы.

Его слова — как вспышки молний,

Героям нипочем преграды!

— Пока земля в позорном рабстве,

Бессмертья мне, клянусь, не надо!

И мнится, что орлом бесстрашным

Проносится боец могучий.

— Мужи! Врагов своих разите! —

Призывный клич гремит из тучи…

Уже у старца в сумке ствири,

Что вторила его напевам;

Но в мальчике не унимался

Арсена клич, рожденный гневом.

КУЛАЧНЫЙ БОЙ

На масляной неделе

У рынка шум и гам;

Амкары окружили

Горийский древний храм.

Над щелью узких улиц —

Балконы, скаты крыш;

Детей на вязах видишь

И па толпу глядишь.

И, братски состязаясь,

Борясь за честь свою,

Испытывают парни

Здесь кулаки в бою.

Нежданный вымах локтя,

И в челюсть бьет кулак;

Но разве тот мужчина,

Кого осилит враг?!

Кто крепко сшит и скроен,

Тот будет знаменит,

Кто, как хурджин, потрясши,

Соперника сразит.

Кулак тяжел, как молот.

Бойцов неистов пыл.

Сегодня будет видно,

Кто силу накопил.

Кто будет палаваном

И чей сильней удар,—

Сегодня тут, у храма,

Поймет и млад, и стар.

* * *

— Прославленный Птиани,

Победой бой увенчивай!

Противника повергни,

Мой добрый друг застенчивый!

— Любимец мой, Ходели,

Не дрогнешь и над бездною!

Ты кулаком пудовым

Плиту прогнешь железную!

— Боец Эгнаташвили,

Ты, как баржа, придавишь…

Твой ус — залогом верным,

Что свой кулак прославишь!

— А Гоча, схожий с тигром,

Сильнее Амирана.

Соперника повергнув,

Он и не двинет стана!

Не бой, а схватка дэвов!

Удар и вновь удары,

Опасные порою

И тем, кто бьется яро!

Строптивцев поединок;

Упрямо зубы сжаты;

Взлетевши вверх ногами,

Упал боец завзятый!

* * *

Загремело Верхорядье —

Нижнерядцев гонит прочь,

Отступающей ватаге

Нелегко уже помочь!

Победителя зурною

Провожает весь квартал;

Но на шумном перекрестке

Нижний Ряд плотиной стал.

Зурначи из Верхорядья

Смолкли, туш начав едва.

Вызов принял тут Хорвели,

Засучивши рукава.

Вот опять Ходели бьется,

С черной бровью сдвинув бровь;

Крепко дрогалю досталось —

Он не будет биться вновь!

А Ходели в мягких чустах

Наступает, дик и яр;

Мнится, львы колеблют землю;

За ударом — вновь удар!

Кулаки обвиты кожей

Или сложенным платком.

— Мы противников осилим,

А не то — в бою падем!

* * *

С высокой черепичной крыши

Вперил в бойцов Сосело взгляд;

Незыблемы, как башни, эти,

А те уже в пыли лежат.

Тела сраженных победитель,

Повергнув, громоздит кругом;

И мальчуган, живой, как серна,

Мечтает тоже стать бойцом.

— Скорее стать бы палаваном

Да взять противника в тиски,

Мне силу бы, как у Птиани,

Как у Ходели — кулаки!

О, лишь бы стать скорей героем,

Собратьев исцелить печаль!

Любимцем быть всего народа

И крепким волей, словно сталь!

Сосело день и ночь мечтает

Прожить во имя славных дел,

Как побратим — отважный Коба —

Желает мщенье взять в удел.

Когда горийские проселки

Объемлет сумрачная тишь,

Со стрелами и гибким луком

Крадется по тропе малыш.

Стрелу метнувши из засады,

Он крикнет: — Вот награда вам!

Я — Коба! За печаль Иаго[4]

Я жить обидчику не дам!

За двух любимых побратимов

Бороться будет, грозно мстя;

Мечтая постоять за правду,

Отныне счастливо дитя.

ТЮРЬМА ДУШИ

Школу покинули дети,

Белок проворных быстрей.

Школу ли?

             Тесные классы —

Камер тюремных мрачней!

Сердце здесь в ссадинах вечных

От ежедневных обид.

Это — тюрьма, где наставник,

Как кизилбаш, им грозит.

Слышится голос урода,

Властный, тупой и нахальный:

— Ты из грузин?

                   Как печально!

Где ты, растяпа, родился?

— В Грузии.

              — Брешешь. В России!

В нашей империи царской!

В нашей империи царской!

В нашей империи царской!

Грузии нет уж давно.

В карцер тебя бы, бревно!

Или каменья дробить!

И мальчонок смотрит хмуро

На учителя