Сталин: арктический щит - [4]
Разумеется, в ноте не было даже намека на истинную причину, побуждавшую Стокгольм, а вместе с ним и норвежскую столицу Кристианию, аннексировать полярный архипелаг. Ни слова не было сказано об открытии там Адольфом Норденшельд ом в 1858 году богатейших залежей угля, «черного золота», которые с развитием парового судоходства, и особенно с прокладкой коммерческих маршрутов из Европы к устьям Оби и Енисея, приобретали решающее значение. И тот, кому принадлежала бы угольная база на Шпицбергене, смог бы контролировать и Северный морской путь.
В МИДе России рассуждения о научных задачах, якобы стоящих перед будущим поселком на архипелаге, не приняли за чистую монету. В ответе, врученном 27 мая Бьёрнштерне, выразили вежливое восхищение столь трогательной заботой правительства Швеции, «возложившей на себя заботы по освоению негостеприимных земель ради служения науке». И дали понять, что отлично осознают причины заинтересованности в Шпицбергене. Однако вместо кардинального решения острой проблемы — первого в истории территориального спора из-за земель в Арктике — предложили опасный по своим будущим последствиям компромисс.
«Как вы утверждаете, — говорилось в российской ответной ноте, — правовые вопросы, которые могли бы повлиять на обладание островами Шпицберген какой-либо из держав, которой приписывается их открытие, либо которой когда-либо довелось основать там какое-нибудь поселение, остается настолько неясным, что было бы тяжело его разрешить.
Нам представляется наиболее разумным более не затрагивать эти вопросы и принять существующую с молчаливого согласия между правительствами ситуацию. То есть рассматривать эту группу островов как ничейную землю, доступную для всех государств, чьи подданные пожелали бы воспользоваться их природными ресурсами».
А далее императорский Петербург сделал необычное, не известное мировой практике, нежизненное по своей сути предложение — в своеобразной форме интернационализировать Шпицберген. «Принять обоюдное соглашение, — рекомендовал МИД России, — о неприкосновенности частных колоний, начиная с того момента, когда их будут основывать, и на такой срок, в течение которого они будут существовать, не нанося ущерба правам представителей других держав как при поселении на других островах архипелага, так и при разработке любых природных ресурсов, которые имеются в той земле»>3.
После очень долгих раздумий, явно взвесив все «за» и «против», Стокгольм отказался от Своего намерения, не отважившись пойти на открытый конфликт. Вполне возможно, не только с Петербургом. 28 июня 1872 года в очередной ноте по все той же полярной проблеме уведомил российский МИД: «Королевское правительство… решило, согласовываясь с доводами, изложенными в ответе царского правительства, отказаться от планов присоединения этой группы островов». Одновременно сообщил и о создании фактически государственной горно-рудной компании «Исфьёрд», которая намеревалась вскоре построить поселок, закрепив за собой в собственность территорию площадью четыре квадратных мили. Для начала>4, предложив Швеции юридический статус Шпицбергена как ничейной земли, российские власти тем самым попали в ловушку. Поставили под сомнение собственные права на такие свои старые северные владения, как острова Вайгач, Белый, Новосибирские, Врангель, но прежде всего на Новую Землю как наиболее доступную. Усугубляло положение то, что все эти территории не имели ни населения, ни каких-нибудь постоянных населенных пунктов, а история их открытия — с точки зрения европейцев — была весьма запутанна. К тому же Россия никогда не объявляла юридически, дипломатическими каналами, о своих правах на них.
Потому-то уже в 1876 году Федор Воронин, капитан промысловой шхуны «Николай», был вынужден обратиться с жалобой в Общество содействия мореходству на произвол, чинимый норвежскими зверобоями. «Они, — отмечал Воронин, — доказывают нам, русским, что Новая Земля открыта не русскими, а голландцами и является общим достоянием, как Шпицберген»>5.
Ему вторил сибирский купец и золотопромышленник М.К. Сидоров. В записке, адресованной тому же обществу, свидетельствовал: «После того как Шпицбергенский архипелаг объявили нейтральным, норвежцы смотрят на Новую Землю так же как страну нейтральную… Австрийцы вздумали учредить там метеорологическую станцию (без официального российского разрешения. — Прим. авт.)… Голландцы отправляют экспедицию для постройки памятников (участникам плавания Виллема Баренца. — Прим авт)…
Под руководством германских ученых предпринимается поездка для исследования ее минеральных ископаемых с целью их эксплуатации…»
Задавая риторический вопрос: можем ли мы защитить свои права на Новую Землю, сам же и отвечал на него. Точнее, изливал всю свою ненависть к чиновникам, скопившуюся за чуть ли не двадцать лет:
«У нас только одно море, из которого выход не могут нам заградить неприятели, — одно громадное море с громадными, многочисленными незамерзающими гаванями, на которое меньше всех других наших морей мы обращаем внимание. Я говорю о Северном океане, омывающем наш материк более, нежели на десяток тысяч верст. Рассуждать о других наших морях, на которых мы утрачиваем или уже утратили влияние на мореходство, я считаю бесполезным. Но и на этом Северном море, где должна господствовать Россия, местное начальство не только ничего само не устраивало, не заселяло его берега русскими, не извлекало из бесчисленных его богатств никаких выгод, но даже, находя его побережье по климатическим условиям вредным и для тех жителей, которые еще там остаются, прибегало к различным средствам, чтобы и остальное русское население оттуда выселилось.
