СССР. Незавершенный проект - [208]

Так что же остается? Вот что пишет ван дер Линден: «В свете этого становится совершенно ясно, что советское общество вряд ли может быть объяснено с позиции ортодоксально-марксистских терминов. Если принимается, что СССР не был коммунистическим в марксистском смысле, анализ становится почти невозможным: какие же категории должны быть использованы для анализа общества, в котором угнетение и эксплуатация существуют, но в котором нет правящего класса в строгом смысле слова (будь то рабочий класс, буржуазия, или коллективная бюрократия) и в котором, вследствие этого, не может быть выявлено никакой логической, социальной, а равно экономической динамики?»[463]

Казалось бы, «на этом рукопись обрывается». Но, на самом деле, это не совсем так. Ван дер Линден далее, в заключительной мета-теоретической части своей работы, перечислил одиннадцать «суб-теоретических тем и топосов» с целью выявить некоторые типичные цепи рассуждений, связи, принципы, наблюдения, а также основные политические обязательства, что способствует серьезному анализу советского опыта. Мы не будем заниматься этим подробнее здесь; единственное, что необходимо отметить, это то, что эти «суб-теоретические темы и топосы» не изменяют общего заключения ван дер Линдена, приведенного выше, и не противоречат ему.

Ненавязчивый постулат

Примечательным, однако, является то, что ван дер Линден никогда не выходит за пределы основных ограничений своего предмета, воплощенных в словах: «если принимать, что СССР не был коммунистическим в марксистском смысле». Мы можем предположить, что слово «коммунистический» здесь используется в первоначальном значении, которое подразумевал Маркс, то есть как название способа производства, который сменяет капитализм, и что СССР, по ван дер Линдену, если и мог бы быть коммунистическим, то только в смысле низшей фазы марксистского коммунизма – длительного периода эволюционного перехода, основанного на успешной пролетарской революции и установлении власти трудящихся, но в котором ключевые элементы производственных сил и отношений, унаследованных от капитализма, остаются. К ним относятся: формы наемного труда, деньги и цены; стратификация рабочей силы и дифференциация доходов в соответствии с количеством и качеством труда, до сих пор остающиеся различия между умственным и физическим трудом, между городом и сельской местностью; формы и уровни сознания, отражающие всю историю капиталистической гегемонии, и, наконец, производительные силы с «встроенным авторитарным характером» (см., опять же, Мохуна), который должен быть преодолен, как только реальная социалистическая категоризация средств производства будет достигнута.

Эту низшую фазу коммунизма стали называть «социализмом» в XX веке. Ван дер Линден в своем заключении утверждает, что марксизм и историческая действительность несовместимы до тех пор, пока категорически отвергается возможность того, что Советский Союз был социалистическим. Однако же обратный этому «ненавязчивый постулат» очевидно прослеживается во всей книге ван дер Линдена, а равно в трудах почти всех ее «действующих лиц», которые не углубляются в исследования и принимают без возражений предположение о том, что рабочий класс в СССР (либо с самого начала, либо с какого-то важного момента времени) был отделен от средств производства и от политической власти и, следовательно, угнетался и эксплуатировался.

Это становится почти что вопросом веры – основывать свои рассуждения на этом предположении. Ставя это предположение под вопрос, можно почувствовать, как накаляется теоретическая обстановка в данной конкретной ситуации. Но на чем на самом деле основано это предположение?

Советская бюрократия, что всеобще признано, была сформирована почти полностью из рабочей и трудовой интеллигенции. Подавляющее большинство ключевых руководителей как в коммунистической партии, министерствах и плановых органах, так и на уровне самих предприятий, даже в конце 1970-х и в 1980-х гг., были по происхождению рабочими из промышленности и сельского хозяйства, и были выходцами из рабочих семей и общин. В отличие от концепции нового правящего класса (концепции Бернэма – Джиласа) на основе монополии образовательных средств, характерным фактом советского высшего образования является возросшая степень распространения и поощрения доступа к нему, что засвидетельствовано многими и не противоречит источникам, на которые опирается автор. Таким образом, основа правящего класса в виде внутренней идентификации, отделения и последующего сплочения в социально высший класс в Советском Союзе, судя по всему, отсутствовала.

А что же насчет контроля над средствами производства на рабочем уровне? Здесь армия «западных марксистских» исследователей СССР всех мастей упускает важный массив данных, необходимый для формирования конкретных выводов. Советский Союз создал, начиная примерно с 1930 года, настолько массивную контрольную сеть, с настолько выраженным дублированием усилий и неэффективным использованием времени, что она часто подвергается критике как «внутренними», так и «внешними» по отношению к СССР исследователями.